Начало 1980-х. Казахстан. Войсковая часть №...

Младший сержант Хрустяшин прячется на свинарнике. Год назад «стуканул», по глупости написал докладную на избивавшего молодых солдат «дедушку советской армии». В результате — Хруста «били по морде» и, наверно, убили бы вовсе, не случись «нычка» на свинарнике. Свиньям товарищ сержант обязан многим, поэтому их холит — кормит три раза в день, навоз убирает. Так и служит. Не беда, что со «свинарём» никто не здоровается, зато девушке в родную деревню отпишет: «Вчера, мол, готовили к пуску стратегическую ракету!»

Обязан Хруст и старшему лейтенанту Алтынову. За литр «спиртяги» тот терпит лентяя Хруста и даже даёт ему задания: «Поспрашивайте, товарищ сержант, у стройбатовцев — может линолеумом можно разжиться или клеем силикатным?»

Тянет службу Хруст — вечно на побегушках, то у стройбатовцев, то у «шакалов». «Метается» не хуже последнего салаги. Для чего? Чтобы выжить! Кто не служил, поясню: выжить в армии — значит демобилизоваться. Вот и молится на «дембель» товарищ Хруст, как на Бога. А что? Работа «вонючая», зато денежная, и «пожрать» всегда можно «от пуза». Опять же — офицеры на «мозги не капают». Нет их в радиусе 75 километров.

В исполнении Сергея Савлука образ Хруста очень убедителен. Щуплый, слегка сутулится, голова втянута в плечи, неопрятный, глаза быстрые, а взгляд неуверенный, со старшими по званию — заискивающий, с младшими — деланно свирепый. В общем, маленький человечек, который попал в страшную армейскую трясину и изо всех сил старается из неё выбраться. Принцип Сашки Хруста — «плевать на принципы, на гордость, достоинство. Главное — уцелеть! Ведь, слава Богу, дембель неизбежен, «как крах капитализма». Живёт себе «сержантик» и радуется. Точнее, радовался до тех пор, пока товарищ Алтынов не привёз в помощники молодого, но «очень борзого» бойца по фамилии Новиков.

Рядовой Новиков. Блестящая игра актёра Юрия Николаенко. Без лишних движений, без пафоса, всё по делу, веско, основательно... «Скрипач». Так назвал его Сашка. А ещё — интеллигент и «питерский», потому что родом из Гатчины. Забрали прямо с первого курса университета. «А что — не всё же нам, пацанам деревенским, служить!» — ухмыляется Хруст, глядя на белоголового, испуганного, абсолютно нестроевого Новикова.

На первый взгляд, Скрипач — такое же «чмо», как и сам Хруст (в смысле, «человек мобилизованный», но совершенно не готовый служить). Сашка и рассчитывал увидеть в Новикове самого себя — только полтора года назад, напуганного, затурканного. Поэтому и согласился «научить молодого жизни». Об этом Хруста попросил Алтынов. Мол, совсем «обнаглел военный — два месяца в армии, а уже такой норовистый, что отцы командиры сгоряча боятся убить». «Залёты ведь нам не нужны?» — спрашивает офицер. «Не нужны, товарищ старший лейтенант», — с «блатной» интонацией в голосе отвечает Хруст. «Вот, вы его тут малёк и поучите, — просит Алтынов. — Мы не справляемся!»

То, что офицер просит старослужащего «научить молодого жизни» не удивительно даже для тех, кто служил в начале 1990-х. Помню, как наши взводные обращались к «дедам» с точно такими же просьбами. Но в контексте пьесы образ Алтынова — опустившегося, пропившего честь советского офицера — имеет огромное значение. Армия, как и рыба, гниёт с головы. Беда в том, что уже в начале 80-х этот образ был типичным, а разложение офицерства, напомним, — основной симптом разложения государства. Чего ждать от солдат, раз отцы командиры — хуже бандитов?

И, тем не менее... Рядовой Новиков оказался крепким орешком. Не комсомолец — раз, в Бога верует — два, Сашку Хруста не боится — три, наконец, сестра к нему, «салаге», приезжает — четыре. От подобных подсчётов у свинаря голова идёт кругом. А, главное, обидно — он-то в своё время дедушек уважал, а молодому — плевать! Это же подрывает устои всей советской армии... и, вместе с тем, это интересно.

Сашке «ах, как интересно» в Новикове одно, банальное на гражданке, но бесконечно важное в армии, обстоятельство — «молодой» (!) умеет оставаться человеком в нечеловеческих условиях. Он именно тот «образ Божий», на который хотя бы отчасти должен был походить и он — Сашка Хруст, но до которого не может дотянуться в силу малодушия и слабости. Новиков — доказательство человека в советской армии «дедов», «черпаков» и «духов». Он не включён в систему, подавляющую личность, поэтому над ним не властен Строевой устав. Но он не включён и в другую — альтернативную — систему «неуставных отношений», поэтому над ним не властен Сашка Хруст. Новиков не выживает в армии, он именно живёт. И это невероятно! И это невыносимо!

Почему невероятно? Потому что оставаться человеком в армии и сложно, и опасно. Армия — это такой механизм, любая индивидуальность в котором — не более чем сбой, а поэтому индивидуальное, особенное выбрасывается или притирается, становится «частью серой безвольной массы». Рано или поздно... Для того, чтобы выдержать армейский пресс, нужно обладать не просто сильным, а чудовищно сильным духом. Такую силу может дать только вера...

И Новиков верит, а пока верит — остаётся человеком. Поэтому основная задача товарища Алтынова у него эту веру отобрать. Офицер действует сначала кнутом, а потом пряником. Предлагает рядовому сделку — напишешь, что отказываешься от веры в Бога и вступишь в комсомол, разрешу приехать сестре. Не напишешь — «извини, брат! Не полагается!»

Нет, Новиков в комсомол не вступил. Потому что не верил в Бога, а именно знал, что Бог есть и, что Он защитит его — Андрея Новикова — от злых дел и от нехороших людей. Эта вера — в советской армии воспринимается как обычный идиотизм, но «идиотизм» не Швейка, а князя Мышкина (имеется в виду известный роман Достоевского). Помните, как к «князюшке» непонятно почему тянулась Настасья Филипповна? А как к «князюшке» тянулся Рогожин? Почему? Да потому, что в сердце «дурака» горел живой огонь веры в человека! И на этот огонь, как бабочки в ночи на свет лампы (прошу прощение за избитость этого сравнения), летели заблудшие души.

Приблизительно то же происходит и с героями спектакля Игоря Ладенко. Буфетчица из «чепка» Аня, приглашённая Хрустом «выпить и потанцевать», вдруг слышит звуки скрипки, доносящиеся со стороны «салаги», и вдруг... (может быть, даже слишком «вдруг») перерождается. Швыряет Сашке его деньги и рыдает на плече у Новикова. Несчастная, одинокая, беззащитная... Точно так же перерождается и Сашка, старается быть смелым, старается быть человеком...

Новиков предложил Ане и Хрусту альтернативу их мерзкому существованию. Он предложил им быть людьми. И это «возвращение в человека» стало поворотной точкой в их судьбах. Аня уехала из части, вернулась в семью. Вырвалась, сбежала... Но вырваться солдатам не так просто... Можно лишь демобилизоваться, комиссоваться или... уехать в цинковом гробу. В общем, так и случилось с героями пьесы...

Бес (актёр Олег Дидык). «Дедушка советской армии». Коптёрщик. Ворует со склада и перепродаёт «шнуркам», т.е. офицером. Абсолютный «люмпен», из той когорты, о которых Александр Блок в своё время говорил: «На спину надо бы бубновый туз!» Этот образ — один из самых ярких, если не самый яркий на всём фестивале. Точно, не наиграно, со знанием изображаемого предмета. Бесу (прозвище неслучайное) попалась на глаза сестра Новикова Катя. «Моё!» — сказал Бес о Кате и приказал Хрусту убираться со свинарника. Автор пьесы испытывает своего героя: что победит в нем — человек или «чмо»? Вопрос не философский, поскольку касается жизни и смерти.

Выбор в пользу человека — не простой выбор. Быть человеком — значило быть им недолго, а вот быть «чмом» можно сколько угодно... Такая дикая альтернатива! И Сашка выбирает «недолго». Андрей уводит сестру из свинарника. Катя спасается. Люди остаются на растерзание Беса...

Соб.инф