Третий спектакль конкурсной программы форума — «Сволочи», — поставленный киевской творческой мастерской «Театр марионеток» по пьесе Ингмара Вилквиста «Ночь Гельвера», в Могилеве ожидали многие. Зал дома культуры области, отданный как временное пристанище Могилевскому театру кукол, был переполнен. Что греха таить, помнят в нашем городе знаменитый спектакль родного драмтеатра по той же пьесе в постановке Петровича. И очень многие жалеют, что сегодня эта замечательная работа репертуар не украшает. Стоит ли удивляться, что значительная часть публики пришла именно для того, чтобы увидеть «Гельвера». Многие, конечно, не могли избежать сравнений... Но спектакль киевлян, в любом случае, был другим. Режиссер Андрей Билоус на форум не приехал, а актеры не смогут даже посетить утреннее обсуждение спектакля, потому что вынуждены покинуть наш город раньше. Единственной возможностью ближе соприкоснуться с Алексеем Тритенко и Ириной Калашниковой можно было посредством интервью в нашей газете. Поэтому по окончании спектакля мы уже сидели в гримерке и смотрели на измученных, заплаканных, но по-своему счастливых актеров.
— Расскажите, пожалуйста, об истории создания этого спектакля.
Алексей: Когда Ира попала на первый «М.@rt.контакт», Андрей Билоус предложил ей эту пьесу. Нам говорили, что здесь был поставлен по ней спектакль. И вот собрались мы как-то с Ирочкой, прочли пьесу один раз, поплакали от души, потом через полгода еще раз встретились с таким же успехом. И только через год у нас возникла настолько срочная необходимость в постановке, что за двенадцать репетиций мы сделали этот спектакль. Так что это оказалось довольно просто.
Ира: А вообще я хочу немного подробнее рассказать предысторию спектакля: она все-таки удивительная. На фестивале «М.@rt.контакт» года четыре назад я встретилась с ребятами из вашего города Могилева. Мне сказали, что есть такая удивительная пьеса. Я, приехав в Киев, решила найти ее и понять, что это за «оно». Найти ее оказалось не так просто, потому что, как выяснилось, на Украине о ней вообще ничего не хотят слышать по той причине, что сегодня никто не желает себя травмировать. То есть, мы должны оберегать зрителя, публику. Сейчас, видимо, интереснее играть о раке, опухолях, чем о том, что было и может быть. Ведь никто не застрахован от будущего, мы не знаем, кто придет к власти завтра. Но, в конце концов, нам все же удалось ее поставить.
— Сложно было вжиться в такие непростые роли?
Алексей: Я думаю, это оказалось немного проще благодаря тому, что у нас были эти три периода по полгода, когда мы, что называется, натягивали на себя вот это все, предполагали, как это может быть, и в конечном итоге это прошло менее болезненно.
— Спектакль достаточно тяжелый... Не страшно было браться за такой материал?
Алексей: Я бы не сказал. Нет, конечно, любой спектакль тяжелый по определению, вне зависимости — это драма, комедия, трагедия. Главное, что выйдет в конечном итоге. Конечно же, для нас это колоссально сложный спектакль, потому что тут все наружу. И если сыграть это неправдиво, то зритель может просто встать и уйти. А если правдиво, то он будет сидеть, плакать или смеяться вместе с нами.
— Сложно так натурально плакать? Это настолько поразительно, что хочется плакать вместе с вами!
Ира: Ну, это же наша работа! А сложно или нет... Кто-то говорит, что надо найти образ, вертикаль и прятаться за нее, потому что многие страшно боятся открытых чувств. А наша задача была не прятать эти чувства. Другое дело, насколько мы с этим справились. Вот сегодня нам было сложновато, мы привыкли играть на небольших камерных сценах, а здесь было немного по-другому, и получилось все не так, как нам хотелось бы...
Алексей: Но это знаем только мы.
Ира: Но все остальное — это профессия, и чем больше ты играешь, тем легче. Хотя честно скажу, было пару раз, когда Андрей меня на репетициях ругал, что я слишком хладнокровный убийца, я разозлилась на него, и выдала так, что потом очень плохо себя чувствовала, было ощущение, что похоронила человека.
— В спектакле поднимается вопрос нацизма. А никогда не подходили ветераны войны, не жаловались, не ругали?
Ира: В основном на спектакль приходит молодежь. И многие даже не понимают всего, потому что не знают, что в то время убивали даунов. И на форумах идут дебаты на эту тему, люди много раз смотрят и каждый раз открывают что-то новое. Мы же не играем в открытую, допустим, евреев, мы лишь даем знаки — музыку еврейскую, например . Автор не дает даже конкретное место действия. Вы заметили, что в спектакле использованы кроны? Это же чешские деньги!
Алексей: В свою очередь здесь поднимается история Хрустальной ночи — первого гонения на евреев. Ее прозвали хрустальной, потому что тогда разбили много стекол, было массовое уничтожение евреев и даунов. Мы взяли за основу эту кровавую историю, но попытались ее пересказать через призму двух, скажем так, существ. Мы специально не хотели делать разделение — мать, сын, у нас была задача, чтобы во время спектакля у зрителя возникал вопрос — кто они? Что это за два существа, которые попали в эти кошмарные черные обстоятельства?
Зоя Бурцева (актриса Могилевского театра, заслуженная артистка Беларуси): Там выплывают такие страшные моменты, что эта женщина несет на себе грех — убийство своего ребенка, и потом ей приходится второй раз принимать такое же решение.
— О чем этот спектакль для вас самих?
Алексей: Этот спектакль в первую очередь о двух людях.
Ирина: Сейчас идет много споров о том, имеют ли право над человеком, который болен неизлечимой болезнью, совершать эвтаназию. И тут такой случай, когда каждый человек — это отдельная история, отдельная биография.
Если главная героиня несет на себе этот грех, что один ребенок по ее вине умер, то второго она бы смогла отдать под пытки, под издевательства, или она его тихо усыпит? Она на себя берет и еще один грех убийства, хоть и верующий человек. И если тогда Клара не понимала, что-то была минута отчаяния, то сейчас она идет на этот шаг сознательно. В этом спектакле много пластов, он сложный и неоднозначный.
Алексей: Главное, что спектакль фантастический.
Ира: Много кто судит, что Клара убийца, а потом приходят второй раз на спектакль, начинают прослеживать ее линию, и «пишут» уже другую историю.
— А чего, по вашему мнению, в спектакле больше: ненависти или любви?
Конечно, любви! (в один голос).
Зоя Бурцева: Тут ненависть как таковая не прослеживается, есть протест души, но не ненависть!
Алексей: Здесь есть сиюминутное несогласие.
— Вы смотрели фильм «Сволочи»? С чего была вообще идея назвать спектакль именно так?
Алексей: Да! Когда я сказал своим друзьям, что выпускаю спектакль «Сволочи», они спрашивали, кого я буду там играть, там же одна молодежь. А вообще, когда у режиссера стал вопрос, как назвать спектакль, мы долго думали. «Ночь Гельвера» — слишком просто, прямо, и когда пришло название «Сволочи», мы в один момент сказали: — Да!
Даже на форумах стает вопрос: кто сволочи-то? Непонятно кто! А тут сволочь каждый. И каждый не сволочь. Поэтому и название во множественном значении. Кто знает, кто прав? История всех, как показывает время, рассудит.
Зоя Бурцева: Название показывает то, как мы бываем жестоки с людьми с какими-то пороками, изъянами. На Западе на такое никто давно не обращает внимание, а у нас и дети дразнят таких... Как правильно сказано в этом спектакле: «Господь Бог оберегает этих людей, он дает им шанс жизни». Когда человек не может справиться со своими эмоциями, как не смогла героиня, когда у нее родился такой ребенок, и как она сейчас отдает всю себя. Спектакль настолько многогранный, что он никого не оставляет равнодушным.
— Скажите, какие у вас ощущения от игры на такой большой публике? Вы чувствовали, что она была ваша?
Алексей: Очень было на это похоже. Кстати, единственное, что вообще нас поразило — ни разу не зазвонил мобильный телефон! Я был настолько удивлен, потому что телефоны в театре — просто повальная чума! У нас было один раз, когда на первом ряду у женщины зазвонил телефон, я сидел и просто смотрел только на нее. Потом она, наконец, догадалась, что надо бы найти время его выключить. Мы ее подождали.
— Алексей, вы знаете, что похожи на актера из фильма «Достучаться до небес». Смотрели этот фильм?
Алексей: Это когда два смертельно больных едут к морю? Да, видел. Это хороший комплимент. Бесподобный фильм.
— А что бы вы сделали в последний день своей жизни?
Алексей: Я надеюсь, у меня бы хватило мудрости не наделать глупостей. И не думаю, что я стал бы играть. Я бы стал прощаться. Но, к счастью, в таких ситуациях не был.
Ирина Тишина, Елена Лавренова.
