Театральная сказка
Жила-была драматическая актриса. Она так важничала, словно была знаменитой драматической артисткой. — Осторожнее! — сказала она заведующему труппой, когда он вызвал ее в кабинет. — Не уроните мой талант! Не будете ценить, уйду в другой театр, я ведь натура возвышенная!
— Будто уж! — ответил завтруппой и лишь на мгновенье поднял глаза от сетки расписания вечерних репетиций, лежащей на столе. — Вот видите, — с достоинством парировала драматическая актриса, — у меня целая подборка прессы. Ах, как я играла в Вологде! — А теперь будете играть в Керчи! — злорадно констатировал завтруппой. Господи, но там же ужасный театр, ужасная сцена, — воскликнула актриса, — Я не выдержу этого! Я сломаюсь! И сломалась. — Ну вот! — сказала актриса, — Я же говорила, что слишком талантлива для этого репертуара. — Теперь она никуда не годится, — подумал зав.труппой, грустно глядя на сломленную духом актрису, но все же сжалился и нашел ей применение — направил ее в другой театр. — Вот теперь я прима! — воскликнула драматическая актриса. — Я всегда знала, что займу высокое положение: в ком есть толк, тот не пропадет! И она усмехнулась просебя, ведь на людях великим актрисам нечего показывать свои настоящие чувства. Нужно быть холодной и отстраненной. Вид у нее был такой гордый, будто она ехала в карете и поглядывала на, выкрикивавших слова восторга, зрителей.
— Позвольте спросить, вы заняты в репертуаре? — обратилась актриса к своей соседке по гримерке и снисходительно улыбнулась. — Вы очень милы и в вас чувствуется достоинство. Жаль только таланта маловато. Но это уж не купишь, чего нет того нет. При этом актриса так гордо выпрямилась, что и не заметила как вылетела из театра. Соседка-то по гримерке оказалась женой главного режиссера. — Ну, что ж отправлюсь в плаванье по волнам искусства. Только бы не застрять на периферии. Но она застряла! — Ах, я слишком талантлива, я не создана для этого мира! — вздохнула актриса, сидя на сцене в пустом зрительном зале. — Но все же не надо падать духом, я ведь знаю себе цену. И она тянулась в струнку, держала осанку и духом не падала. Перед ее взором проплывала всякая всячина — режиссеры, драматурги, сценаристы, директора театров, обрывки старых театральных журналов... — Ишь, плывут! — ворчала драматическая актриса. — И ни один не догадается, кто торчит здесь, на этой провинциальной сцене. А ведь это я здесь торчу! Я сижу! Вон плывет костюмерша. У нее только и мыслей, что о костюмах. Костюмершей она и останется. А вот балетмейстерша несется... Вертится-то, вертится-то как! Не задирай носа! Смотри, из фуэте не выйдешь и свалишься со сцены! А вот обрывок газеты. Все давно уже забыли, что на нем напечатано, а он, глядите, как важничает... Одна я сижу тихо и смирно. Я знаю себе цену и этого у меня никто не отнимет. Вдруг в свете прожектора блеснула чьято тень. — Ах, герой-любовник! Настоящий брильянт! — замерла от восторга актриса. А это был обыкновенный бездарный актер, воображающий себя звездой сцены и на вид довольно приличный. Актриса с ним заговорила. — Я — прима! — сказала она. — А вы, должно быть, первый актер? — Да, что-то в этом роде, — важно ответил презентабельный неудачник. И они разговорились, каждый считал другого и себя настоящей драгоценностью, а все прочие на свете им казались зазнайками. Драматическая актриса рассказывала: — Я работала в столичном театре. Там было четыре очередных режиссера, не считая главного. И вы не можете себе представить, до чего доходило их чванство. А ведь у них только и дела было, что репетировать со мной разные пьесы. — А они блестели? — спросил неудачник, по-прежнему казавшийся актрисе брильянтом. — Блестели? — переспросила актриса, — Нет, блеска в них не было, зато превосходства над другими хоть отбавляй. Все они были разного роста, но держались всегда вместе, шеренгой. Так и выступали против артистов. Крайний их них, Толстяк, выделялся. Репетируя, он орал на нас в два раза громче, чем остальные. И при этом хвастался, что, если уйдет из театра, то весь театр полетит в тар-тара-ры. Второй режиссер звался Лакомкой. Куда он только не тыкался в процессе репетиций — и в сладкое, и в кислое, и в солнце, и в луну. Его актрисы особенно любили. Третьего режиссера звали Долговязым. Он смотрел на всех свысока и ставил одни только трагедии. Четвертый режиссер, по прозванью Златоперст, носил золотые кольца не только на всех пальцах рук и ног, но и в ушах, носу, языке и даже в ..., ну, в общем сама-то я не видела, но субретка рассказывала наверняка. Ну, а пятый, самый маленький, Пер-музыкант, он был главным режиссером, вообще ни одного спектакля не поставил и очень этим гордился. Просто не понятно, зачем его в театре держали. Хвастунами они были, хвастунами и остались, а я вот из-за них угодила в эту глухую провинцию. — Зато теперь мы сидим здесь вместе и блестим, — покровительственно возразил актер. Но тут вдруг хлынул поток новых спектаклей, актер оказался востребованным и понесся на сцену. — Вот и он получил роль, — вздохнула драматическая актриса. — А я осталась тут. Я не могу просить. Видно, я слишком талантлива. Но я горжусь этим и это благородная гордость! И она сидела в пустом репетиционном зале и передумала много дум. — У меня такая утонченная натура, что можно подумать, будто я родилась от солнечного луча. Недаром мне так не хватает его в этом душном репзале. Была бы я более сговорчивой и менее строптивой, осталась бы в столичном театре. И не проливала бы сейчас слезы. Впрочем, не буду плакать, это не в моих правилах. Однажды она шла по улице и ей встретилась целая ватага зрителей. — Ай! — воскликнул один из них, самый развязный. Он указывал на актрису. — Гляди-ка, что за штука! — Я не штука, а актриса! — возмущенно заявила актриса, но ее никто не слушал. Старую драматическую актрису трудно было узнать. Ее, когда-то роскошные светлые кудри были перекрашены в черный цвет, лицо осунулось и платье тоже было черного цвета. Но в черном выглядишь стройнее и актриса воображала, что ее фигура стала стройнее, чем прежде.
— Вот новая пьеса! — победно закричал режиссер провинциального театра. И тут же назначил актрису на роль. Она стояла в своем элегантном черном платье на корме бутафорского белого корабля. И воображала себя героиней «Титаника». — Белое идет к черному, — согласилась с режиссерским решением актриса. — Теперь всем зрителям меня хорошо видать! Только бы не поддаться морской болезни, это меня сломит! Но, благодаря многолетнему сценическому опыту, она не поддалась морской болезни и не сломалась. — Против морской болезни хорошо иметь стальной желудок и притом никогда не забывать, что ты выше простого смертного. Теперь я совсем оправилась. Кто благороднее, тот, оказывается и выносливее, — гордилась собой актриса.
Крак ! — охнул спектакль. Его переехала суровая критическая мысль. — Ох, эти невыносимые театральные критики, писаки, которые дурно пахнут! — завопила драматическая актриса. — Я не выдержу их нападок! Но она выдержала. Критическая мысль понеслась дальше, хулить другие спектакли, а актриса перевела дух от пережитого волнения. да так и осталась стоять на сцене в свете огней рампы. Ну и пусть себе стоит.
Алла Подлужная
