Театральная сказка
В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил-был славный главный режиссер Дадонов. Смолоду тянулся за ним шлейф смелого экспериментатора сцены, решительного реформатора театра. Громил своих оппонентов он направо и налево. Но со временем его художественные страсти стали утихать, стал успокаиваться его авангардный зуд. Все чаще посещали Дадонова мысли о спокойном пенсионно-творческом периоде. Но молодая режиссерская поросль не давала покоя почтенному коллеге и, «чтоб концы своих театральных владений охранять от нападений, должен был он содержать многочисленную рать». Очередные режиссеры не дремали, но никак не успевали. Только поставят какой-никакой спектакль лихие критики лезут с подсказками, поставят другой-никакой, коллеги злорадствуют. Иногда даже от досады плакал режиссер Дадонов, обижаясь за свой тридесятый театр родной, главный в государстве. И решил он обратиться с просьбой о помощи к мудрецу театральному, звездочету, который знал всех звезд-драматургов наперечет. Послал ему письмо по почте электронной. Пришел Мудрец, «стал и вынул из мешка «Золотого петушка». Пьесу небывалую, написанную человеком из птичьего клана — модным драматургом Петушковым в единственном экземпляре. «Эксклюзивный вариант, — напугал Мудрец режиссера заморским словом. — Поставишь эту пьесу у себя в театре, будет успех небывалый, станешь ты первейшим режиссером, знаменитым и недосягаемым».
Дадонов в восхищении Мудреца благодарил, обещал за это любую волю его исполнить.
И стал он готовиться к постановке эпохальной этой пьесы экск..., эксклюз..., тьфу! — в общем, «Золотого петушка». Смел решительной рукой со своего стола режиссерского все пьесы старые. Полетели в корзину и традиционная «Курочка Ряба» с ее «золотым яйцом», и обновленная версия сказки «Любовь к трем апельсинам», туда же отправились сказка про «Балду» и про «Тридцать трех богатырей», которые даже в мусорной корзине «блестели» чистотой своих убеждений. Оставил Дадонов на освободив шемся столе, как на чистом листе лишь труд незабвенного учителя Станиславского «Моя жизнь в искусстве», наброски своих мемуаров с таким же названием и вожделенного «Золотого петушка».
Можно было приступать к работе. Выстроил в голове своей Дадонов концепцию режиссерскую, выверил все подтексты, подтянул поближе к первым вторые планы, сверхзадачу государственного масштаба ввернул в сценическое решение, остро наметил конфликт масштабный. Даже сам придумал сценографическое оформление и дал задание постановочным цехам строить огромный добротный курятник, раскинувшийся с востока на запад, по замыслу, обустроенный так хорошо, что должны были ужиться в нем петухи всех мастей, не говоря уже о золотых. Все шло хорошо. Не доставало одного — исполнительницы главной роли — «Госпожи Удачи», за благосклонность которой петушилось все мужское население пьесы. Долгими бессонными ночами перебирал Дадонов все женское актерское наличие театра, перешерстил в памяти актрис соседних театров, ну, не было достойной кандидатки на эту судьбоносную роль.
Решил тогда Дадонов заслать гонца в ближнее зарубежье, там пошустрить и предложить актрисе эпохальную роль. Поехал режиссер Безбашенный проводить кастинг в соседнем государстве, так и объявили там его название — «Народные артистки». Надолго застрял в гуще молодых претенденток Безбашенный. Видит Дадонов: нет от него толку. Посылает на поиски второго режиссера Бушуй-Разгуляйского-YІ. Но тот, вместо того чтобы искать героиню, стал искать смысл искусства, ушел в дебри авангарда и не вернулся.
Делать нечего Дадонову, Золотой петушок кукарекает призывно, на авансцену просится, от занавеса крыльями отмахивается, гребнем кулисы задевает, по сценическому кругу бегает как не в себе, на актрискосо поглядывает. Поехал Дадонов сам искать героиню. Нашел красавицу-актрису. Чудо как хороша! «Настоящая девица- шамаханская царица!» А уж что талантлива и умна, ну просто Удача! Не было надобности Дадонову «прослушивать» актрису на своем руководящем диване, хотя, ох как хотелось, но тут с первого взгляда ясно было — эта с ролью справится.
Дадонов восторженно потирал руки в ожидании грядущего успеха. И тут, проигнорировав мобильную связь, без приглашения в театр явился Мудрец. Только взглянул на актрису-Удачу и понял, какая замечательная судьба уготована этой провидческой пьесе о благоденствии в отдельно взятом курятнике с мудрым впередсмотрящим флигелем — Золотым петушком. Понял и просто-таки потемнел от зависти, вихрем прилетел в кабинет к Дадонову и воскликнул: — «Разочтемся наконец, помнишь? За мою услугу обещался мне, как другу, Волю первую мою Ты исполнить, как свою».
— Что ж ты хочешь?- спросил уверенный в себе Дадонов, уже ясно видящий себя в лавровом венке на пьедестале славы. — Хочу, чтобы автором этого проекта был я, — выпалил Мудрец, увидевший не менее ясно себя, столкнувшим Дадонова с пьедестала славы. Режиссер просто задохнулся от возмущения, в голове лихорадочно закрутилось — «...суд, авторские права, проценты от проката...» Он тихо прошипел в лицо Мудрецу: — «Убирайся, пока цел»! И даже удивился, как быстро Мудрец исчез с его глаз.
Унимая волнение, Дадонов вернулся к своему столу. Онемев от пришедшего к нему понимания происходящего, он увидел уже только последние страницы пьесы «Золотой петушок», медленно таявшие в воздухе. Похлопав для верности руками по тому месту, где только что лежала пьеса, он тихо охнул. Улетел Золотой петушок, на глазах растворился, даже перышка из хвоста не оставил. Будто его и не было. На пустом столе Дадонова остались лежать том Станиславского «Моя жизнь в искусстве» и наброски его мемуаров с таким же названием.
«Сказка — ложь, да в ней намек!» Она, хоть и выдуманная, но поучительная.
Алла Подлужная
