Спектакль польского режиссера Станислава Отто Медзевского «Кухонная драма» вызвала, как минимум, две реакции: крайнее недоумение и вполне заслуженный восторг. Но, тем не менее, эмоциональность и выразительность «Довольно отвратительных вариаций» оценили многие.
Нельзя сказать, что пьеса С.Виткевича «Мать» интерпретирована по-новому, но её текст был значительно переработан. Во-первых, убрана большая часть персонажей (а их было около пятнадцати) и сделано целенаправленное акцентирование на двух — матери и сыне. Таким образом, обнажился болезненный нерв этой сюжетной линии. Во-вторых, произошла некоторая перетасовка реплик (например, спектакль начинается сразу с эпилога – обращения героя «К публике»). Благодаря такому построению, происходящее на сцене более походит, как и жизнь главной героини, «на сон кошмарный», подменивший «другое, истинное существование, которое умерло», что вполне отражает внутренний надлом героев.
Персонажи постановки создают свой, «кухонный», театр, отстраненный от внешнего мира. В этом мире ни сын, ни мать не получили реализации своим мечтам и желаниям, не нашли понимания. Безысходность, чувство одиночества безумно влекут их друг к другу, но эти же чувства и отталкивают, вызывают отвращение. Сын и мать находятся в патологической зависимости: понимая друг друга без слов, до малейших нюансов, и не представляя существования врозь, они не могут вынести того, что каждый из них стал свидетелем падения другого в ненавистном им мире. Но они уже не способны вместе бороться за себя и против него, остается одно — мучить и мучиться, выпивая друг из друга силу, вернее, переливая ее из матери в сына, из сына в мать. «Подлый вампир» — слова, не один раз произнесённые героиней. Отсюда – надрывное лицедейство героев, их абсурдный гамлетизм. Опасность для актера в подобного рода образах — в необходимости постоянной балансировки на грани «недоиграть-переиграть». Тем удивительнее, что польские актеры смогли ее зафиксировать, найти равновесие.
Развязка спектакля не дает облегчения, но приносит надежду, что понимание будет все-таки найдено. В последней сцене мать и сын счастливы. Измученные, уставшие, но счастливые. Тот не нашедший отклика душевный жест, который как бы «повис» в начале спектакля, в конце получает встречный. И, если на протяжении постановки движение одного персонажа без встречного движения другого было смешным, то в финале этот неожиданный ответ поражает своей трогательностью и красотой.
