— Ну как же все-таки прошёл третий день форума? – спросили у нас несведущие.
— Здорово, — ответили мы. — Три часа ждали Годо, а он так и не появился.
— ?!..

К спектаклю Алексея Кравчука «В ожидании Годо» я подготавливала себя серьезно, т.к. знала, «театр абсурда» — испытание не из легких. Ведь что говорить о зрителе, когда сами «бездействующие» лица — Владимир и Эстрагон — не могут объяснить смысла всего происходящего. Более того, герои ничего не знают и ничего не помнят, все их состояние исчерпывается одним – ожиданием Годо. Но, каково же было моё удивление, когда после двух долгих актов захотелось по-детски крикнуть: «Еще!». Согласитесь, довольно странно. Ведь режиссерская работа не вызвала ни бурных эмоций, ни, Боже упаси, экзальтированной окрыленности. И вообще, как здорово, когда актер не норовит при каждом удобном случае сыграть на твоих чувствах, когда все, что ему нужно – это симпатия и участие. Точно и в цель: перед нами – спектакль-настроение, спектакль-очарование.

Контакт с залом был установлен довольно быстро, буквально через 10 минут зрители сами начали «играть» вместе с актерами, ожидая этого нетактичного и гипернепунктуального «мсье». Персонажи спектакля только этого и ждали! Войдя в кураж Владимир, Эстрагон, Поццо и даже Лаки – начинают негласную борьбу за наше внимание, перетягивая его с одного на другого так искусно, что даже не успеваешь заметить. Ни на минуту актеры не забывали о зрителе, пытаясь на каждое свое действие, реплику, удачную импровизацию получить оценку, уловить реакцию на происходящее. Такие доверительные и теплые отношения в спектаклях, в особенности, если идут произведения классиков театра абсурда, — редкость.

Особую атмосферу поддерживают и кадры старой кинопленки. В спектакле Игоря Славинского театр в кино и кино в театре создают эффект нежной тоски, легкой ностальгии ни о чем. Думаю, это чувство и хотел вызвать своим произведением Самюэль Беккет, ведь он действительно пытался сказать пьесой то, чего и сам не знал. Бессмысленно? Но, как однажды заметил второй теоретик театра абсурда Эжен Ионеско, возможно, подлинная истинность и заключается в глубине иррационального и бессознательного.

Концовка обезоруживает. В последнем монологе Владимира — Олега Стефана —трогательность и обаяние достигают апогея. Пронзительно до боли звучит сочувствие не только героям, оставленных неизвестно кем сражаться с бессодержательной пустой жизнью, но и себе, т.к. наше положение не лучше. Прекрасно обыгранная в спектакле метафора «жизнь – театр», заставляет только преклониться перед их талантом и мастерством.