25 марта мастерская молодой режиссуры вышла в свет. Несколько дней четверо молодых людей — студентов режиссерского отделения Белорусской Государственной академии искусств — работали с артистами Могилевского областного драматического театра над постановками отрывков пьес современных белорусских драматургов. Задача каждого из ребят — в кратчайший срок поставить «короткометражный» законченный спектакль.
В этом году, исходя из логики, что ровесники понимают друг друга лучше, решено было провести эксперимент: режиссерам предложены пьесы молодых же авторов. На прошлом форуме мастерская режиссуры вызвала огромный интерес: условия работы можно назвать экстремальными — любопытно, а что же получится? Форум нынешний подогревал любопытство еще больше. Дело в том, что параллельно с работой мастерской режиссуры проходила работа мастерской драматургии, и для участия в ней приглашены молодые белорусские драматурги. Среди них и авторы пьес, легших в основу отрывков. Это сделано, не только чтобы обсудить конкретные работы, но и попытаться затронуть темы более широкого характера: дать возможность режиссерам и драматургам высказать пожелания и, быть может, претензии друг к другу, коснуться основных тенденций развития современной белорусской драматургии. Круглый стол «по тенденциям» с участием драматургов, режиссеров, критиков и театроведов пройдет в последний день форума, и на нем будут обсуждаться, помимо прочего, проблемы и вопросы, возникшие в ходе работы мастерских… Но это будет после, а пока…
Сюрпризом стало изменение в программе мастерской режиссуры: дни поменялись местами. 25 марта, в воскресенье, мы увидели «Радугу в моем доме» (Павел Пряжко, реж.Татьяна Артимович) и «Молекулы» (Павел Рассолько, реж.Сергей Анцилевич). Руководитель мастерской драматургии Вячеслав Ивановский театровед, доцент, зав.кафедрой истории искусствоведения академии искусств предложил построить работу так: публика смотрит отрывок, после приступает к обсуждению и только потом переходит к следующему фрагменту — это ставит участников в равные условия, а эксперты могут, избежав сравнений, предметно обсудить свежие впечатления. Возражений не последовало.
Началось все с эпиграфа из Вертинского. Для отрывка Татьяна выбрала сюжетную линию эволюции главного героя пьесы Пряжко. Разумеется, потерялись некоторые стыковые моменты сюжета, но автору этих строк кажется, что поставленная задача была достигнута. Развитие образа мы увидели. За такой короткий срок трудно выстроить систему образов в пусть и маленьком, но спектакле, поэтому внимание режиссера было сосредоточено на ключевой фигуре. Однако не все поняли, в чем собственно суть этого образа.И после отрывка разбушевались страсти! Приведу краткую стенограмму обсуждения, да простят меня те, чьи слова я, за неумением быстро записывать, урезал и, возможно, чуть исказил.
Татьяна Артимович:
— С Пряжко мы беседовали. Он сказал: «Делай, что хочешь». Мы попытались представить Гамлета сегодняшнего, каким его видим.
Андрей Москвин, критик, член жюри:
— А какой этот Гамлет?
Татьяна:
— Это мое ощущение. Мне молодежь жаль: они живут в огромном информационном поле. Столько источников... Человек в этом поле — песчинка. Искренний человек — этот Гамлет —растерянный и потерянный…
Кто-то из критиков:
— Много пытаетесь показывать глубокомысленность, но она не выливается в сценическое действие.
Ирина Керученко, реж. «Гедды Габлер»:
— Все, что вы показали — плохо. Это непрофессионально. Единственная девушка (актриса Елена Кривонос, исполнившая в этюде пять ролей второго плана) интересна.
Госпожа Хинганская:
— А конкретика не важна. Мне все было понятно. (далее она сказала несколько хороших слов ребятам, и я был настолько согласен, что забыл, дурак, записывать).
Вопрос:
— Какая задача ставится перед мастерской режиссуры?
Владимир Петрович, режиссер, худрук форума:
— Показать уровень профессионализма участников на этом этапе их обучения.
Татьяна Орлова, критик, член жюри:
— Неправильно судить драматургию по отрывку. Я для себя определила: просмотренный нами спектакль — это тире между двумя самоубийствами. Чем это тире наполнено? Совпадает ли ваше понимание с мнением Пряжко?
Татьяна:
— Я не знаю мнения Пряжко. Я работала, отталкиваясь от своей внутренней потребности.
Татьяна Орлова:
— Все увиденные нами события — это, на самом деле, обозначение событий. А как вы считаете, что привело героя к краю?
Елена Кривонос:
— Ненужность.
Практически вся пьеса была использована в работе над спектаклем. Как мне показалось, режиссер Сергей Анцилевич создал свой этюд в трагикомедийном ключе. Кто-то скажет, в мелодраматическом. Что ж, может, и так. Два героя: Она (Ирина Дунченко) и Он (Максим Гагарский). Встречаются на вокзале, разговаривают, переживают вместе кусок жизни, который оба запомнят навсегда. Но… они расстаются так же нелепо, как и встречаются. Как молекулы в броуновском движении. Зал воспринял это как маленький, но настоящий спектакль. Смеялись много и с удовольствием. Думаю, многие даже влюбились в образы.
Сергей Анцилевич:
— Автор говорил мне, что писал эту пьесу, представляя в главных ролях Литвинову и Миронова.
Реплика из зала:
— Он хотел, чтобы они друг друга полюбили.
Сергей:
— В том-то и дело, что не хотел. А я хотел…
Тут разговор вдруг снова пошел о Гамлете.
Вячеслав Грибайло (о «Гамлете»):
— Он потерян.
Валерий Анисенко, худрук Республиканского театра белорусской драматургии:
— Да кто его потерял?! Пусть делом займется!
Кто-то из мастеров:
— В суицидальности есть вторичность, дань моде.
Реплика из зала:
— Это же молодой режиссер. В рамках заданного то, что сделано, — это уже театр.
Валерий Анисенко:
— Маленький, но принципиальный пустячок: режиссеры не умеют работать с артистом, ставить задачи. Какой замечательный парень — сразу биография. Это одно из больших удовольствий моих на этом форуме. Все очень просто: интересно или нет, захватывает или нет, искусство или не искусство.
Людмила Монакова:
— Главное — не врать. Не врать молодым. Спасибо, Ира (Керученко), что резко сказала. Это важно — пробудить желание думать.
Андрей Москвин:
— Я благодарен форуму за интересную возможность… Обычно на таких мастерских делается читка пьес. Здесь — чуть другое, и может быть много мнений.
Ирина Керученко:
— Ситуация, когда молодые несостоявшиеся режиссеры ставят молодых несостоявшихся драматургов… они ничему не научатся!
Реплика:
— Чем ценна современная драматургия, так это тем, что она чувствуется лучше, нежели классика. Мне не кажется, что все сводится к технологии. Вопрос, каким образом выплавлять миллиграмм руды из словесной массы. Без личного погружения в материал ничего не получится. Абсолютная случайность и необязательность очевидна.
Вячеслав Грибайло:
— Театр 21-ого века достоин профессиональной драматургии и профессиональной режиссуры.
Вячеслав Ивановский:
— Я не думаю, что подобная работа (молодых режиссеров с молодыми драматургами) бесполезна. Мы ищем пути освоения…
Вот так, прерывисто и сумбурно. Уж прошу простить. Если этот вольный пересказ хоть на малую йоту заставит вас почувствовать накал беседы, значит, я не напрасно полночи набирал это все!
Сергей Ковалев, председатель жюри:
«На каждого актера найдется два критика: один скажет «хорошо», другой – «плохо».
Николай Средин, драматург, 25 лет:
— Умные люди обсуждают это все. Критики, наверное… Сами что-то себе выдумывают, сами спорят… Молодцы.
Данила, актер, 21 год:
Алексей, актер, 24 года:
— Она знает, что ей делать и куда двигаться. Ей дать время и серьезную работу – она удивит. Сто процентов. Конечно проще потрендеть язычками. А для чего это? Чтоб засветиться лишний раз?.. Послушав такое, думаешь: «А нужна ли вообще критика? Может, лучше сделать так называемый суд присяжных? Либо 50/50: молодые vs маститые?» Невозможно сделать за три дня (!) РЕАЛЬНО невозможное.
Евгения, фотограф, 19 лет:
— У меня в голове лишь одна фраза. Это реплика персонажа одного из сегодняшних отрывков: «Я ничего не жду от искусства, я им просто наслаждаюсь».
26 марта, в предпоследний день форума зал Малой сцены театра был забит под завязку.
Вновь два этюда. Татьяна Ламонова, «Идиллия для подзорной трубы с оркестром», реж. Виктор Красовский. Виктор Красовский, «Внештатная ситуация №2222», реж. Светлана Ивашкевич.
Драматичная история актерской семейной пары, заметившей однажды в окне дома напротив направленную на них подзорную трубу. Они начинают играть для гипотетического зрителя идиллию, используя для этого монологи из Шекспира, разбавленные собственными словами и бытовыми претензиями. Все кончается разрывом. Он (Руслан Кушнер) уходит. Она (Анна Печникова) сидит за столом, упершись невидящим взглядом в текст пьесы.
Обсуждение началось с вопросов к драматургу.
Татьяна Ламонова:
— Отлично. Изменен текст. Но это значит только, что произведение живет вне меня. Я считаю, что разрешение на изменение текста необходимо только в каких-то коммерческих проектах. Взята завязка пьесы. Я писала комедию. То, что увидела здесь, выглядит неожиданно по-другому. У меня им друг с другом просто скучно, но любовь осталась.
Владимир Петрович как куратор мастерской режиссуры потянул одеяло на себя и предложил расспросить Виктора.
Виктор:
— Выбор этой пьесы спонтанный.
Вячеслав Ивановский:
— Чем продиктованы изменения текста и жанра?
Виктор:
— Можно сказать, что мы драматургически раскрыли автора. (всеобщий смех)
Андрей Москвин:
— Так чего же вам не хватало?
Виктор:
— Технически 12 страниц не поставишь в условиях фестиваля. Стали выбирать, и остались начало и «Ромео и Джульетта». От текста осталось 15%. (по залу – вздох. Татьяна Ламонова улыбается).
Андрей Москвин:
— Когда смотришь фрагмент, понятно, что герои устали. Непонятно, когда пытаются оживиться. Что-то мешает. Со слов Татьяны все понятно, но во фрагменте этого нет.
Виктор:
— Здесь нет чистой драмы. У нас стояли другие задачи: с помощью истории сыграть актерскую жизнь.
Андрей Москвин:
— Вот это удалось.
Виктор:
— Не все получилось. Мы спорили много с актерами.
Андрей Москвин:
— А что вас интересует в драматургии?
Виктор:
— Классика. Из современной белорусской — Рассолько. Это первая ступень большой драматургии. Это уже опора для движения дальше.
Вопрос из зала:
— А как актерам было работать с молодой драматургией и молодым режиссером?
Анна Печникова:
— У Татьяны почти водевиль. Виктор выбрал текст, и когда мы поняли, что это отличается от оригинала, обнаружилось много нестыковок. Эта новая пьеса может быть прочитана по-разному, в любом ключе.
Виктор:
— Было сложно. Мы шли больше к лирике, чем к драме.
Елена Кривонос:
— Стало как-то сразу обидно за драматурга и отношение к жанру комедии. Режиссер не стал искать глубины, не прочел автора.
Вопрос из зала:
— Стоит ли переписывать текст? Может, стоит искать свое?
Вячеслав Ивановский:
— В данном случае режиссер — интерпретатор…
Валерий Анисенко:
— Да он просто свистнул сюжет!
Тимофей Яровиков, завлит Могилевского драмтеатра:
— Мне показалось, что вольно или невольно режиссер поднял серьезную и вполне молодежную проблему. Не знаю, думал ли он об этом, но в таком решении материала заложен подтекст. Мы видим взаимоотношения парня и девушки, которые пытаются выяснить, кто из них сильнее. Это тупиковый путь. Для выхода из положения им нужны взаимоотношения человека и человека. Если режиссер хоть чуть-чуть думал об этом, я рад.
Обычный зритель(ница):
— Мне стал интересен и авторский сюжет, и очень понравилось прочтение режиссера.
Елена Кривонос:
— То, что у нас такая беседа, это волнительно и хорошо. Но прошу вас, режиссеры, если берете автора, любите его пожалуйста.
Алла Подлужная, критик, член жюри:
— Не бывает, чтобы режиссеру целиком нравилась пьеса. Не знаю, можно ли драматургам обижаться на это.
Елена Кривонос:
— Это из разряда «ненавижу Дударева, дай-ка поставлю…»
Этюд по пьесе с также подкорректированным текстом. На сцене Она (Екатерина Кондолева) и Он (Дмитрий Дудкевич). В пижамах или больничных халатах. Нет, все-таки в пижамах, так как в больницах нет телефонов, по которым можно болтать. И перед нами – достоверно прописанная история о том, как парень и девушка не знают, кто кому и почему должен звонить и признаваться первым. И в конечном итоге мы понимаем (поскольку ну нет молодых людей, не прошедших через это), что все будет хорошо.
Виктор (уже в качестве драматурга):
— Резка пьесы соответствует режиссерским задачам. Мы работали с режиссером вместе.
Светлана Ивашкевич:
— В пьесе все прописано очень хорошо.
Николай Рудковский, драматург:
— Как определить жанр?
Из зала:
— Ха-ха, а че ставить не хочешь, а пишешь?
Людмила Монакова:
— Я рада, что состоялся контакт между актерами, драматургами и режиссерами. Мне даже не важны оценки работ. А для себя я заинтересовалась пьесой Красовского.
Татьяна Орлова:
— Почему действие в больнице, ведь герои в халатах?
Светлана:
— Это пижама. Мы только в начале пытались вызвать ассоциации с дурдомом, чтобы подчеркнуть состояние персонажей.
Нина Мазур, критик, член жюри:
— Приветствую кинематографичность. Если дурдом, то это штамп, а если дом, то это тепло. И вы говорили на тему любви с людьми, близкими вам.
Валерий Анисенко сотворил еще один важнейший контакт: он пригласил Светлану ставить дипломный спектакль к себе в театр. Придется отвечать за свои слова! У НАС ВСЕ ЗАПИСАНО!
По просьбе Светланы Вячеслав Ивановский дал оценку работе прилюдно:
— У нас всегда со Светланой получается работа с приглядкой. Она постоянно задает вопросы. С ней интересно… нет, не спорить, — размышлять. (Светлане) Вы убедили меня в своем режиссерском решении. Спасибо вам.
Вячеслав Грибайло:
— У нас с этой студенткой были проблемы. Я говорил, что сомневаюсь в ее режиссерском будущем. Сознаюсь прилюдно (прямо день прилюдных признаний!): теперь сомневаюсь в своем прошлом мнении. Хочу увидеть полномасштабный спектакль.
А мне показалось, что все четыре этюда, которые мы имели удовольствие увидеть за эти два дня, объединены одним общим качеством. Каким? Все герои существуют обособлено.
Кто-то сказал, помню, по поводу какого-то из отрывков «бесконтактный способ существования». Подходит, по-моему, ко всем. И раз у четырех таких объективно разных творческих молодых людей есть настолько серьезная общая черта, нам пора вообще задуматься, как мы живем, дорогие друзья.
