В разных архивах нашей страны и ближнего зарубежья хранится немало документов, написанных в свое время людьми, которые пережили фашистскую оккупацию или, будучи свидетелями кровавых преступлений гитлеровцев, сумели спастись, выбраться за линию фронта. И там, по горячим следам, собственноручно описать все увиденное.

Одно из таких свидетельств оставила инструктор по работе среди женщин политотдела Брест-Литовской железной дороги Б. Хмельникова. Она с 22 июня по 30 декабря 1941 года прошла от Бреста через Барановичи, Минск, Борисов, Могилев, Оршу, Смоленск, Ельню, Вязьму, Гжатск, Можайск до деревни Тимошено под Калугой, где встретила уже наступавшие части Красной Армии. Обо всех преступлениях оккупантов, которые довелось видеть, делала записи, которые потом были переданы в ЦК КП(б)Б.

В частности, о нашем городе писала так: «Дошла до Могилева. В Могилеве расстреляли евреев в количестве 3 тысяч человек. По немецким подсчетам, должно было быть 5 тысяч еврейского населения, так что искали остальных, кому удалось спрятаться в окрестностях. Одна гражданка рассказала, что в городе немцы повесили четырех врачей и над их трупами сделали надпись "Повешены за вредительство в госпиталях". Трупы долгое время висели на базарной площади».

Подробно описала свои впечатления о положении в оккупированном Могилеве и окрестных деревнях могилевчанка Левт. «В селах немцы грабят, из сундуков вытаскивают все до последней транты. Скотину всю забирают. После них остаются одни кошки. Когда покидают деревню, поджигают хаты. В деревне Белое Озеро из 80 домов остался один кирпичный, а детей, стариков и женщин погнали в другие деревни. В колхозе "Красный партизан" под Могилевом немцы убили много людей. Когда они туда пришли, то спросили, как называется это село. Им ответили, что это колхоз "Красный партизан", а они решили, что тут партизаны, и сразу убили 14 колхозников».
Очень подробные и волнующие записи о жизни в оккупированном Могилеве оставила учительница могилевской неполной средней школы № 15 Д. Дусович-Молчанова. В октябре 1941-го она вышла из города и направилась в сторону фронта. С трудом пробравшись через Могилевскую, Витебскую, Смоленскую области, весной 1942-го с помощью партизан переправилась в свободный от врага район Калининской области.

Вот что она писала в своих заметках в разделе «Общий вид города Могилева»: «На протяжении трех недель город подвергался бомбардировкам до 26 июля 1941 г.
26 июля в 14 часов немцы вошли в город, который был весь охвачен пламенем. В итоге Первомайская и Ленинская улицы были почти целиком уничтожены. Из крупных зданий сгорели здание пединститута (Ленинская, 35), кинотеатр «Чырвоная Зорка», Дом Красной Армии и др.

Железнодорожный мост разрушен. Большой транспортный мост, который соединял предместье Луполово с городом, взорван при отступлении нашими войсками. Корпус авторемзавода имени Кирова сгорел.
Немцы проложили два деревянных моста со стороны Луполовского базара через пляж к городу. На мостах стоят немецкие часовые, на дороге — немецкие регулировщики.

В разделе «Учет населения и его занятия» написано: "Сразу же после прихода немцев начали появляться объявления, сообщения, приказы. Например, приказ о введении комендантского часа: жители имеют право находиться на улице с 7 часов утра до 5 часов вечера (евреи — до 4 часов). Окна должны быть замаскированы, в случае, если будет обнаружен свет, полиция стреляет в окно без предупреждения. С 5 часов вечера до 7 часов утра квартиры должны быть открыты, ни в коем случае нельзя ни закрывать, ни замыкать на ключ, иначе будут стрелять также без предупреждения.

Был вывешен приказ о том, чтобы в течение 24 часов население сдало имеющиеся у него оружие (огнестрельное или холодное), военное обмундирование, сообщило про командиров и красноармейцев, которые прячутся.

Все население должно было зарегистрироваться, имея при себе паспорт и заплатив 10 рублей советскими деньгами. А евреи проходили регистрацию в еврейском комитете, который был организован городской управой. Регистрацию проходили в здании 3-й школы на Ленинской улице.

В здании бывшего штаба (Первомайская улица, напротив городского театра) находился комендант города. В определенное время он выходил с переводчицей и отвечал на вопросы населения. Тут же стояли часовые, которые охраняли коменданта и не позволяли людям подходить к нему близко. Приходить имели право все граждане за исключением евреев.
Потом появился приказ, чтобы все служащие и рабочие пришли на свои прежние места работы.

Были введены хлебные карточки, и рабочие получали по 400 граммов хлеба в день. Был установлен 10-часовой рабочий день. Рабочие получали зарплату: часть — немецкими марками, а часть — советскими деньгами. Служащие, иждивенцы и дети получали 250 граммов хлеба.

Был открыт рынок (бывший Быховский базар), который огородили со всех сторон забором. На рынок можно было входить только с одной стороны, где стояли немецкие жандармы. Евреям входить сюда запрещалось. Я была свидетельницей того, как жандарм избивал женщину-еврейку за то, что она вошла и хотела что-нибудь купить. А на рынке обменивали пищевые продукты на промтовары, махорку, водку, спички. Редко продавали что-нибудь за деньги".

В разделе «Управление городом» Д. Дусович-Молчанова писала: «Во главе города был поставлен немецкий комендант. Рядом с ним был городской голова (врач 1-й Советской больницы Фелицын), его заместители (врач-отоларинголог Степанов, преподаватель математики, чемпион по шахматам Сташевский). Затем отдел управления и др.

Одновременно с немецкой полицией существует и так называемая полиция из местного населения (в большинстве своем выпущенные из тюрем). В Луполово полиция размещалась в здании детского садика по Пушкинской улице (напротив 14-й школы). Полицейские проводили обыски в домах, грабили квартиры (особенно у евреев), пьянствовали и т. д.

На каждом участке поставлены участковые урядники, которые следят за порядком на улицах, а больше всего следят за населением: кто входит в квартиру, сколько времени проводит там, что выносит. Проверяют у прохожих пакеты, сумки, портфели».
Далее учительница освещала «Вопрос о евреях»: «Евреи были изолированы от всей жизни города (не имели права лечиться, работать, получать хлеб и т. д.), затем их выделили в особый район гетто, а в дальнейшем они были зверски уничтожены. Гетто находилось на Дубравенке и Виленской улице.

С первого дня прихода немцев жителей изолировали от всякой информации. А если им что-нибудь сообщали, то о поражениях Красной Армии и победах немцев. Большинство населения ждет возвращения своих. Всем доводится страдать от варваров. Про действия партизанских отрядов ничего не было слышно».

Женщина довольно подробно сообщала и о себе, своей жизни в оккупации, о том, как, пройдя огромный путь, перешла линию фронта. В юности она училась в 12-й могилевской школе, потом закончила школу ФЗО и работала на швейной фабрике. Закончив рабфак и пединститут, стала учительницей в местной 15-й неполной средней школе. Когда началась война, ее муж был на военных сборах, а она — у свекрови в Богушевском районе. Оставив там сына, добралась до Могилева. В связи с тем, что директор и завуч ушли в армию, ей поручили надзор за школой. От немецких бомбежек спасалась в подвалах пединститута и жилого дома на Ленинской. В начале оккупации вернулась в свою квартиру на Луполово. Потом, получив удостоверение, которое заменяло паспорт (в нем было указано, что она — русская, хотя была еврейкой, но удалось взять фамилию мужа), ушла из города. После долгих скитаний весной 1942 года в Смоленской области с помощью партизан вышла за линию фронта.

Сведений о дальнейшей судьбе нашей землячки-могилевчанки больше нет. Но несомненно, что она — честная советская патриотка — нашла свое место в общей борьбе народов великой страны против лютого врага. В то время муж ее воевал на фронте, а родная сестра была военным врачом в Орловской области.

Николай Ножников
«Вестник Могилева»
3 сентября 2012 года