Items filtered by date: ноября 2024

На эту постановку людей пришло особенно много. Сказались и имя Бориса Васильева, и авторитет Смоленского государственного театра. Да и сама повесть — искренняя, правдивая, невероятно талантливая, — многим памятна ещё со школьной программы. Например, в нашем 11 «Б» её зачитывали до дыр. На уроках бесконечно спорили — «правильно ли поступила Вика Люберецкая»? «Кто виноват в том, что арестовали её отца»? Мы тогда были такими же максималистами. Как и ребятам из васильевского 9 «Б», нам было всего по 16.

Что в повести впечатлило особенно сильно? Я бы ответил на этот вопрос одним словом: «чистота». Впечатлила чистота душ и сердец предвоенного поколения, а ещё, наверно, их принципиальность и патриотизм. В 90-е развалился Союз, и мы судорожно искали новую Родину, учились её любить. Выяснилось, что любить мы готовы. Не готовы жертвовать ради этой любви жизнью — так, как это сделали ребята из 9 «Б».

Была ли повесть современной для нас? Безусловно! И, тем не менее, мы чувствовали историческую дистанцию, знали, что речь о «тех временах» и что сейчас «всё по-другому». Что именно по-другому, я понял спустя много лет. Искра Полякова и её 9 «Б» ждали от жизни личного подвига, а мы — личного счастья. Поэтому Искра — убеждённая комсомолка — казалась нам плакатной и не реалистичной, а её мама (комиссар) — комичной; жуткая Валентина Андроновна — вздорной, а Вика Люберецкая — слабой.

Было непонятно, почему так странно себя ведёт директор школы — «хороший мужик» (как охарактеризовал его Саша Стамескин) и в то же время, до ужаса непоследовательный. Непонятного было много даже для нас... А что можно сказать о поколениях людей, родившихся в конце 1980 — в начале 90-х гг.?

Актуальна ли для молодёжи постановка в стиле советского классицизма? В формате ли молодёжного форума спектакль? Оставляем эти вопросы открытыми и приглашаем к их обсуждению.

Теперь о пьесе...

Начало постановки. Из темноты, словно из чёрной ямы, на сцену появляются люди-тени. Приглушённые голоса. Воспоминания о 9 «Б», как о символе навсегда утерянного довоенного счастья. Уже в первых сценах чувствуется надрыв, экспрессия. Пульсирует тревога. Режиссёр явственно предупреждает зрителя о неотвратимости некой трагедии.

И, тем не менее, о трагедии нет и намёка... Действия — в классе, среди старомодных парт, на заднем плане — школьная доска, справа, чуть поодаль — стол, покрытый зелёным сукном. 9 «Б» «ходит на головах», шум, гам... Невероятный ералаш! Из толпы один за другим выходят они — ещё молодые и задорные. Ещё живые... Представляются и, будто за руку, втягивают зрителя в свой — школьный — мир, заставляют становиться его частью.

Игра актёров мастерская, искренняя настолько, что границы сцены, казалось, размываются окончательно, а зрители становятся одновременно и участниками действия. Можно смело говорить об эффекте погружения в эпоху (вторая половина 1930-х), в настроения эпохи (комсомольские песни, речёвки, собрания, демонстрации).

В классе всё, как всегда — кто-то в кого-то влюблён, кто-то с кем-то подрался. Одна из особенностей советского театра — практически отсутствуют отрицательные персонажи (даже Валентина Андроновна — едва ли отрицательный образ). Они, конечно, есть, но лишь подразумеваются, зло — за пределами мира сцены... Режиссёр показывает только тени зла. В инфернальном блеске они появляются в тот самый момент, когда «четверо незнакомых мужчин» арестовывают отца Вики Люберецкой.

То, что эти «мужчины» из НКВД — понятно. Однако, в контексте пьесы — НКВД не больше, чем историческая аллюзия. ВКП(б) тоже — не более... Потому, что о партии мы только слышим, как о некоем неземном, хтоническом явлении. Коммунисты на сцене, конечно, есть, но все они — внешний мир, они не принадлежат Космосу молодых (9 «Б» класс). И эти коммунисты (директор, Люберецкий, старшая Полякова) — настоящие, то есть такие же светлые и принципиальные, как и Искра Полякова (актриса Полина Силина).

И всё-таки, если говорить о конфликте пьесы, то он, безусловно, между миром молодых (9 «Б») и внешним — злым — миром, ни понять, ни принять который невозможно. Это как стихийное бедствие, как цунами, которое время от времени врывается в 9 «Б».

Внешний мир — это мир взрослых. Мир политической целесообразности и здравого смысла. И этот мир неоднороден. Ещё раз подчеркнём, он разделён между «настоящими коммунистами» и людьми Хаоса (НКВД и райком). Конфликт разгорается, прежде всего, между ними. В школе безраздельно властвует Валентина Андроновна (заслуженная артистка Росси Людмила Лисюкова). Её главная педагогическая идея — воспитать новое поколение советских людей!

Как она это понимает? Всё просто — есть линия партии, она определяет моральный выбор между добром и злом. Сказала партия — «белое», значит «белое». Раз арестовали Люберецкого (заслуженный артист Росси Сергей Тюмин), значит — за дело. И не нужно задумываться, так как это истина! А партийная истина неоспорима! Потому что за неё проливали кровь, ставить эту истину под сомнение — значит предавать! Логика железная! Но антигуманная...

Неожиданно в школе появляется новый директор Романихин Николай Гаврилович (артист Игорь Голубев) — старый будёновец, честный, принципиальный ленинец, инстинктивно чуждый слепому догматизму. Он — именно из народа, не принадлежит к партийной номенклатуре, что, наверное, подчёркивается нарочитым украинским говором. Директор стремится воспитать не советских, а хороших (ответственных — авт.) людей. Для него важны осмысленные действия! Романихин учит думать, решать самостоятельно, выбирая между «белым» и «чёрным»! А это, по мнению Валентины Андроновны, опасно, так как «Бог весть, куда может завести». Решила ведь Искра, что Сергей Есенин хороший поэт. А партия считает по-другому! Между директором и завучем начинается борьба. И в эту борьбу постепенно втягиваются дети.

С этого момента как раз и развивается фабула пьесы. На чью сторону станут дети? 9 «Б» выбирает директора. Почему? Это один вопрос. И второй — почему этот выбор так важен для Бориса Васильева (и, безусловно, Виктора Прокопова)? Отвечая на первый вопрос, заметим: идеалы, которым учили в школе, порой, никак не соотносились с действительностью. Учили, например, быть принципиальными, а требовали «гибкости», «конформизма», учили не оставлять товарища в беде, а предлагали отказаться от Вики Люберецкой (актриса Дарья Межова), отец которой — якобы растратчик. Выбор добра и света для этого поколения естественен! По-другому и быть не могло... А вот над тем, почему этот выбор так важен, нужно подумать...

Из контекста пьесы следует, что от этого, казалось бы, малозначимого выбора молодых завесил исход Великой Отечественной. Почему? Многим из 9-классников — солдатам, подпольщикам — приходилось выбирать: «уйти с поля боя» или остаться, чтобы умереть... Трусость, себялюбие, безответственность проявились бы сразу! Но не проявились ведь... поэтому и выиграли войну!

А между тем, по Б.Васильеву (и режиссёр это прекрасно передал), 9 «Б» класс свою собственную войну выиграл тогда, когда не отказался от Вики Люберецкой. Это был неразумный, безрассудный и смелый поступок. Внешний мир, хоть и ворвался в мир молодых, но не смог его подчинить. И даже смерть Вики — не капитуляция перед злом. Умираю, потому что не хочу предать отца! Умираю, потому что нет другого выхода...

Смерть Люберецкой — это жертва во имя нравственности и чистоты, а чтение стихов у её могилы («До свиданья, друг мой, до свиданья...») — присяга, клятва верности и чистоте. Именно в таком, на мой взгляд, несколько пафосном контексте следует рассматривать финальные сцены постановки.

В завершение, предлагаю вернуться к первому нашему вопросу: «формат» или не «формат» этот спектакль? Какие аргументы «за»? Молодые актёры, о молодых людях, для... (?) молодых людей (этот аргумент сомнителен). Актуальна ли тема спектакля? Не архаичны ли образы, проблемы? Оставляем место для комментариев.

Соб. инф.

Второй раз за два дня вижу, как убивают человека. Беззащитного, доверчивого, слабоумного... Второй день пытаюсь посмотреть на окружающий мир глазами блаженного и ответить на вопрос «за что?» Никогда не думала, что именно «большой ребенок» может рассказать со сцены об ответственности, о праве на жизнь, о человечности, гуманности... Не могла даже представить, насколько страшной может быть окружающая действительность через призму восприятия людей «не от мира сего».

Спектакль начинается нарочито громко: в маленькую подвальную комнатушку врывается взрослый мужчина, который, скорее, походит на «ребенка» огромных размеров — возбужденный донельзя Гельвер. Он начинает бегать, кричать, трясти за плечи и поднимать на руки недоумевающую, ростом с 13-летнюю девочку, женщину. И все это настолько «до-мажор», что хочется уже в начале спектакля, как Карла в середине, выкрикнуть из зала — потише!

Пьеса Ингмара Вилквиста широко известна и даже хрестоматийна (напомним, что её постановку осуществил, в том числе и Могилёвский драматический театр / реж. Владимир Петрович). «Сволочи» — не традиционный, не классический театр. Это не фабульное произведение. Его смысл в изучении едва ли не под микроскопом человеческой души в период исторической катастрофы — нацизм в Европе конца 1930-х гг.

На фестивале это уже вторая постановка, посвящённая войне. Если сравнивать работы А. Билоуса и В.Прокопова, можно ли найти что-то общее? Во-первых, в обеих постановках война — лишь объект изображения; предмет — движение человеческих душ ей навстречу. Во-вторых, два режиссёра одинаково делят мир спектакля на «сцену» и на то, что вне её, но о чём вполне можно догадываться. В «Сволочах» «сцена» — подвал, место нищенского сосуществования двух людей. Женщины и слабоумного Гельвера.

Женщина во всё продолжение спектакля не покидает границ «сцены». Она не соприкасается с внешним — сошедшим с ума — миром. Любые проявления фашизма — например, немецкие марши по радио — вызывают панику. Она полностью изолирована и связана с внешним пространством исключительно посредством рассказов такого же сумасшедшего, как и весь остальной мир, Гельвера.

Гельвер. Для характеристики этого образа наиболее удачно подходит слово «юродивый». Та чистая душа, не замутнённая разумом, в которой наиболее чётко отражаются все уродства цивилизации. Гельвер подражает внешнему миру, являя его в каморке как трагифарс, которым по существу и был фашизм. Едва ли не в религиозной экзальтации, обращаясь к «матери» (Карле), выкрикивает:

«Вернулся с погрома!»
«Представляешь, там раздавали шнапс!»
«Некий Гилберт всучил нацистский флаг!»
«Сожгли маленький магазин!»
«Гилберт сказал, что чует сволочей за километр — по запаху!»

Гилберт. Кто он такой — не известно (он вне сцены). По рассказам Гельвера, гасил сигару о тело убитого еврея и отдавал приказания жечь еврейский квартал. Он может быть, кем угодно, и даже имя «Гилберт» абсолютно не имеет никакого значения. Точно так же, как не имеет никакого значения и имя писателя из спектакля по пьесе МакДонаха «Человек-падушка». Это собирательный образ, такой же, впрочем, как и образ Гельвера. Безумный «слепой», не понимающий, что он кричит и флаг какого народа держит в руках... Сколько таких Гельверов было в, охваченной нацизмом Европе?

Женщина (Карла). Она ищет избавления от мук совести. В юности отказалась от дочери. Всю жизнь искала её и, отчаявшись, взяла из приюта Гельвера. Он — её искупление, её крест. Поэтому так безропотно и покорно сносит издевательства (безумец заставляет её выполнять военные команды: «Лечь!» «Встать!»). Если пьеса — сложная система метафор, то какое место в ней занимает Карла? Она (в этом я убеждена) — воплощение жизни вообще, без относительно к каким бы то ни было историческим типам. Женщина как архетип матери и как символ побеждённой, подвластной безумцам Европы.

Я сознательно поставила между Гельвером и Карлой мерзавца Гилберта. Он и есть тот Хаоса, который уничтожает покой в лачуге. Он тот, пожар, который сметает логику, разум и нормы приличия. Если ему можно убивать еврея, — размышляет слабоумный, — почему мне нельзя плевать на пол? Это же мелочь!

Карла: Не плюй на пол!

Гельвер: А то что?

Действительно, «что»? Вот и приходится маршировать и даже ползать по-пластунски. Потому что «сволочи» так никогда не научатся делать. Это сказал Гилберт.

Сволочи. В нацистской Германии существовал проект уничтожения всех калек. Поскольку арийская раса должна быть чистой, значит всех сумасшедших и т.п. нужно уничтожить. Они — социальный балласт, обуза для общества. Одним словом, сволочи!

«Лишние люди». Это словосочетание было написано на классной доске в постановке «Завтра была война». И в контексте сюжета пьесы имело зловещий смысл. Зрителю нужно было решить, кто же из персонажей лишний — те, кого травят, или те, кто травит. Хотя, за зрителей это уже решила Валентина Андроновна, которая приговорила директора к высшей мере педагогического наказания — лишила возможности общаться с детьми, и НКВД, которое «изъяло» Люберецкого. Потому что не вписывался в контекст — считал, что истина рождается не в книгах классиков Марксизма, а в спорах. Был лишним в полном смысле этого слова, т.е. был (используя терминологию Вилквиста) «сволочью». Кстати, точно такой «сволочью» был и «брат писателя» в постановке по МакДонаху.

Помните, что произошло со слабоумным Михалом? Его убил Катурян, чтобы избавить от мучений. Не санитарное (как у фашистов), а именно гуманное, если вообще возможно в данном случае употреблять это слово, убийство. Точно такое же убийство совершает и Карла — скармливает Гельверу целую упаковку таблеток. «Чтобы не попал к нацистам!» Карла — «человек-падушка», точно так же как «человек-падушка» Катурян Катурян.

Смерть Гельвера — это трагедия. И, тем не менее, в контексте постановки она выглядит как избавление. Неслучайно в руках умирающего безумца деревянная игрушка «Кукла-марионетка». Её древко превращается в крест, а трагический финал как бы осветляется надеждой...

Соб. инф

Цена билетов: 5 000—15 000 бел. руб.

Долгожданное, радостное, торжественное, театральное воскресенье — 22 марта — наступило! «Скорее бы вечер! Скорее бы в театр! Придти первым — узнать, каково оно в четвертый раз?» Но как бы не спешил зритель в этот день запечатлеть «начальные» нотки зарождения волшебной атмосферы молодежного форума, их уже с удовольствием «умыкнуло» театральное «закулисье» — оргкомитет, критики, представители СМИ, гости. Ровно за час до открытия «М.@rt.контакта-2009» они собрались в холле второго этажа Могилевского драмтеатра на «традиционную» пресс-конференцию.

Конечно же, несмотря на все соблюдённые «формальности», включая выступление организаторов форума, мероприятие даже слегка не покрыла официальная пыль. Скорее всего, это напоминало радостную встречу большой театральной семьи, которую связывает не одно вместе пережитое чувство, не одна яркая эмоция: «а помните..?», «было здорово, когда на втором фестивале..», «как, и вы здесь?!», «вы тоже были удивлены, когда тот спектакль..?»... И с каждым годом для собравшихся в этом маленьком фойе все больше значат слова: Международный молодежный театральный форум «М.@rt.контакт».

Татьяна Орлова (театральный критик):
«Просто замечательно, что есть этот фестиваль — маленький, уютный, хорошо продуманный... Он отлично зарекомендовал себя. Такие фестивали важны, потому что действительно способны всколыхнуть интерес публики. И это замечательно! В Минске такого нет! Конечно, в столице есть молодежный театр, но, к сожалению, его идея полностью провалена».

И все же, «по закону жанра», придется оставить радостные чувства на потом и отметить самые «примечательные» особенности четвертого театрального мартовского форума, озвученные директором Могилевского театра Андреем Новиковым. Во-первых, право решить, куда уедет главная и единственная на этот раз награда «М.@rt.контакта» — гран-при фестиваля — перешло из лагеря маститых критиков к независимому молодежному жюри. Демократичным способом, учитывая мнение профессионалов, юных театралов и зрителей, будет определен лучший спектакль. Что вдвойне интереснее и интригующе. Более того, по словам Т. Орловой, к концу форума демократия поможет понять, по одну ли сторону баррикад находятся молодежь и опытные критики.

«Ещё одна особенность нашей специальной программы — мастерская молодой режиссуры, — отметил А. Новиков. — В этом году к нам подключился центр белорусской драматургии. Плюс ко всему для участия в проекте на этот раз приглашены не выпускники академии, а молодые режиссеры, которые уже имеют за плечами две-три постановки. Надеемся, что это будет более интересно и продуктивно». «Есть ещё один нюанс, — подхватил актер и режиссер могилевского театра Владимир Петрович. — Молодые режиссёры будут работать вместе с молодыми драматургами. Это стало обязательным условием "мастерской" на четвертом форуме».

В рамках специальной программы были сохранены мастер-классы, которые на этот раз проведет известный литовский режиссер Саулис Варнас. В планах — круглый стол с участием белорусских, российских, украинских, польских, литовских театроведов на тему «Белорусский театр — взгляд со стороны».

Соб. инф.

«...то, что называется культурным шоком»

В арт-фойе театра выставлялись «Люди». Так называется фотовыставка двух авторов — Жени Быка и Nemo. Работы — разные и по технике, и по мироощущению. Женя — предельно откровенен, он пытается нащупать границы дозволенного, подразнить, поёрничать, удивить... Предлагает испытать то, что называется культурным шоком. Например, фото... с оголёнными мужскими гениталиями, а над ними — молодые энергичные глаза, огромные озёра дьявольского, бесцельного эпатажа.

«Понимаете, какая штука, — замечает Надежда (студентка МГУ, 20 лет), — для Жени важно не только шокировать публику, но и видеть то, как испуг или брезгливость искажают лица добропорядочных граждан. Это такое, знаете ли, любование эпатажем, позиционирование себя как оголённого нерва, провода под высоким напряжением. Женя хочет ощутить вкус раздражения, ему важно быть замеченным именно таким образом».

«...и опять вызов эстетам»

Женя Бык представил гостям «М.@rt.контакта» лишь чёрно-белые работы. Каждая из них — законсервированная, замороженная эмоция. Вот девушка с широко раскрытыми глазами -удивлена. А вот девушка-маска — растрёпанные волосы, взгляд высокомерный, холодный, без интереса. На следующем фото — голый мужской торс: жировые складки, густая шерсть... И опять вызов эстетам: над обрюзгшим телом — молодые глаза, полные энергии и протеста. Глаза и тело — как две противоположности. Ещё одна фотография — девушка с безумными глазами, пьяна от молодости и предчувствия жизни. «Основная тема у этих работ — глаза, — говорит Лёша (пришёл на выставку с друзьями, 20 лет), — у девушек они удивлённые, а у мужчин — с вызовом, яростные, энергичные».

«...недоросль в советской военной униформе»

Едва ли не то же можно сказать и о работах Nemo. На первом фото — недоросль в советской военной униформе. Майор! Те же эпатаж, вызов, протест, и та же энергия молодости. Однако в работах Nemo присутствует красота. Автор эстетизирует протест, делает его более привлекательным, не столь оголённым. Если у Быка — эмоция и натурализм, то у Немо — настроение и романтика. На одном из фото — девушка на фоне стен разбитого дома. Молодость в сопоставлении с дисгармонией и уродливостью.

«не новое, а по-новому»

«Они думают, что у них свой особый взгляд на мир, — пожимает плечами Александр Литин. — Но всё, что мы видели здесь, не новое, а по-новому... Они пришли к тому, от чего мы в своё время отказались. Я имею ввиду эпатаж. Вряд ли кого-то из молодых он смущает. Было бы странно, если бы на такой выставке эпатажа не было вовсе. С точки зрения энергетики больше понравились работы Жени Быка. Хотя профессиональнее работы Nemo. У Быка немножко по-любительски, но тем не менее...

Фотовыставка предваряла открытие театрального форума, создавала неформальную атмосферу молодёжной тусовки, без которой невозможно представить «М.@rt.контакт». И, кроме того, «Люди» — это такой своеобразный разогрев перед гениолем Екатеринбургского ТЮЗа «Человек-подушка». Ещё одно место для встреч, споров, дискуссий и т.п. Однако, на наш взгляд, не правильно считать выставку лишь фестивальным фоном (частью декораций). Она — вполне самодостаточна и заслуживает того, чтобы оцениваться как самостоятельное культурное явление.

Соб. инф.

Мир МакДонаха — это зазеркалье, искривленная реальность, в которой люди существуют как бы вне времени и вне истории. Они — словно спят, а просыпаясь, чувствуют невыразимый ужас бытия. Ужас как основное впечатление от жизни...

Сразу обращают на себя внимание мрачные декорации пьесы: слева — железный странный стул, справа — ещё один такой же стул и не менее странный железный стол — такие обычно бывают у мясников. Действие начинается... со зловещей темноты. Это когда в зале — не видно даже собственной руки, а ощущение такое, словно вот-вот откуда-то со стороны сцены выпрыгнет огромное жуткое нечто. Но вместо ужаса зажигается свет. Появляются нечёткие очертания человека. Он сидит за тем самым странным столом, обхватив голову руками. Это писатель. Его обвиняют в жутких убийствах детей. Он в тюрьме на допросе.

Точнее, он не знает, где он; не знает, что его вообще в чём-то обвиняют. Беднягу вырвали из спокойной жизни и насильно притащили в участок. Человек вдруг оказывается совсем в другой реальности, натыкается на непередаваемый ужас. В первые минуты он ещё не понимает, чего от него хотят добрый и злой полицейский. Он ещё верит в то, что всё вокруг — глупая ошибка, фарс; что вскоре всё выяснится и что его, конечно же, отпустят. Ведь он ни в чём не виновен. НЕ ВИНОВЕН! Писатель уверен в этом...

Противоположное мнение у полицейских. Один из них — Ариэль — в ярости избивает задержанного. При этом страшно матерится (!). Другой — Тупольский, наоборот, вкрадчиво улыбается. То, что происходит на сцене ужасно и мерзко, и наверно не имеет рационального объяснения. Напоминает дьявольский шабаш, в котором зло творится без всяких на то оснований. Зло ради зла...

Но дело не в зле вообще, дело в его авторе. Писатель придумал рассказы о детях, которые «становятся жертвами изощрённого садизма взрослых». Именно Катурян Катурян (имя и фамилия персонажа — авт.) нарисовал искривлённое бытие, которое сам расценивал всего лишь как иллюзию, интеллектуальную игру. И вдруг страшная придуманная история стала реальностью, и мало того — писатель сам стал главным действующим лицом, главным объектом пыток.

Беда в том, что придуманные истории «имеют подозрительное сходство с реальными убийствами, случившимися в городе в последнее время». Поэтому полицейские «справедливо» подозревают Катуряна и даже имеют моральное право, как они считают, «выбивать» из него показания, в том числе и посредством электрошока.

Писатель, конечно же, не убивал детей... Но он придумал, как убивать другим... Сто и один способ «разделаться с восьмилетним ребёнком». Виновен ли он в убийствах, которые не совершал сам, но которые придумал и которые совершили другие? Поиск ответа на этот вопрос — сквозная проблема пьесы.

МакДонах считает: «Да! Виновен!» Потому что писатель — это поводырь, вслед за которым идут миллионы слепых, безумных и трясущихся от страха людей. Писатель ответственен за каждое обронённое слово. Потому что рано или поздно слово станет делом, а придуманный способ убивать выльется в океан убийств и смертей.

И в этом есть историческая подоплёка. Ведь кто-то придумал фашизм, национализм... Кто-то оправдал ту самую, по Достоевскому, слезинку ребёнка ради блага миллионов. То, что на первый взгляд кажется интеллектуальной игрой, в жизни обретает зловещие очертания зла.

В пьесе есть ещё один персонаж — «брат писателя» Михал. Не сказать, что идиот, и тем не менее... странный молодой человек, фатально задержавшийся в развитии. Взрослый семилетний ребёнок. Это Михал убивал детей. Это он виновен в смерти маленького еврейского мальчика, которому отрезал пальцы на ноге и который умер от потери крови; виновен и в смерти девочки, которая проглотила «яблочных человечков», начинённых лезвиями. Но Михал — сам ребёнок, и в этом его оправдание. То, что он сделал, дикая, чудовищная... игра. Михал всего лишь хотел проверить, насколько реалистичны рассказы брата. И выяснил: «Да! Вполне реалистичны!»

Так, кто из двух братьев виновен более? Безумный Михал или гениальный Катурян? Вопрос, напомним, лежит в исторической плоскости и касается проблемы ответственности писателя перед народом. Катурян и был тем самым поводырём, который определял жизнь Михала. Написал бы он о добре и красоте — добро и красоту унаследовал бы Михал, и наоборот... В общем, по МакДонаху, в войнах и катастрофах ХХ столетия виновны вовсе не безумные маньяки вроде Гитлера, а образованные, добропорядочные интеллектуалы, в жизни никогда не причинявшие зло людям. Ну, может только по крайней необходимости...

Такая необходимость была у Катуряна. Он убил родителей, задушил их подушкой. Но... убил справедливо (так оценил это убийство полицейский Ариэль), за дело... Мать и отец истязали «брата писателя». И, чтобы освободить брата, пришлось засыпать известью трупы родителей. Зло во имя добра! И в этой диалектике всё дело.

Как Катурян стал писателем? Божественная искра горела в нём от самого рождения. А вот в пламя эту искру превратили муки брата. Каждую ночь Катурян слышал жуткие стоны — Михала истязали отец и мать. Каждую ночь Катурян переживал нечеловеческий страх, и это переживание делало его более восприимчивым к потаённому, всему тому, что для обычного человека невидимо, скрыто. Ежедневный катарсис и прохождение через него — сделали зрение Катуряна особенно острым. Такое зрение и полагается иметь писателю... Михал, в этом случае, лишь необходимая жертва, принесённая на алтарь гения.

Трагедия Катуряна именно в этом нечеловеческом зрении. Оно позволяет видеть намного дальше, различать будущее. Оно и крест, и судьба писателя. И всё же... будущего брата Катурян не разглядел. Более того, именно он виновен в том, что Михал совершил убийства. Потому что изменил естественный ход истории: брат должен был «сгнить» в той жуткой комнате, в старом доме родителей. Не освободи его Катурян, пятилетний еврейский мальчик и семилетняя «белая» девочка были бы живы и здоровы.

Если бы знал тогда писатель, какие результаты принесёт его поступок, совершил бы он его снова? А если бы он — счастливый семилетний мальчик — знал, чем закончится его жизнь, не захотел бы он умереть? Эти вопросы в рассказе «Человек-подушка». Его хочет услышать брат писателя. Катурян рассказывает: человек-подушка является к тем детям, которые, когда они вырастут, натерпятся таких ужасов, что рано или поздно сведут счёты с жизнью. Так не лучше ли покончить с жизнью ещё в детстве? В счастливом, многообещающем детстве.

Если бы тот, кто придумал фашизм, ужаснулся и уничтожил свои книги? Если бы о его идеях так никто и не узнал? История изменилась бы? Жизнь стала бы лучше? Нет! Изменить историю невозможно! Именно поэтому любое зло — каким бы ужасным оно не было — если должно было случиться, случится непременно. Хотя бы для того, чтобы на его фоне добро стало ещё более привлекательным и очевидным.

Финал пьесы трагичен. Катурян убивает брата, Катуряна убивают полицейские. И, тем не менее, впечатление от спектакля неоднозначное, в некоторой степени, если можно так выразиться, даже обречённо оптимистическое. Рассказы писателя будут опубликованы через 50 лет... Дело всей жизни не погибло! Но через 50 лет, возможно, город опять содрогнётся от новых бесчеловечных убийств. Так не лучше ли было эти рассказы сжечь?

Соб. инф.

Второй фестивальный день начался с постановки Могилёвского драмтеатра «Безумный день, или Женитьба Фигаро». Комедия Бомарше в двух действиях, унаследовала лучшие традиции «Комедиа дель артэ», а также традиции современной русской театральной школы. «Безумный день...» приурочен к 120-летию Могилёвского театра. Для работы в постановке был приглашён питерский режиссёр Борис Гуревич. Спектакль рассчитан на молодого зрителя и задействованы в нём также, в основном, молодые актёры. Спектакль органично вписался в концепцию «о», «для» и «от» молодёжи!

27 февраля в 4-ом корпусе МГУ им. Кулешова состоялся очередной литературный фестиваль «Пластилиновый аист». За все время своего существования он представил могилевской публике множество молодых поэтов и стал довольно популярным среди молодежи. По счету это уже 10-ый конкурс. Своеобразный юбилей, так сказать. Поэтому в этот день не было строгого жюри, которое обычно определяет победителя, а выступающие на сцене люди оказались весьма знакомыми. Все они — лауреаты прошлых фестивалей.

Впервые «Пластилиновый аист» порадовал могилевчан весной 2005 года. Его дебютный концерт был приурочен ко дню творчества. После этого фестиваль начал постепенно развиваться и, по словам постоянных зрителей, улучшаться. Кстати, инициатором и организатором конкурса молодых поэтов является хрупкая девушка Ольга Касабуцкая. Благодаря своим друзьям и другим, небезразличным к творчеству людям, она смогла воплотить идею о создании поэтического проекта для молодежи в реальность.

Участниками юбилейного фестиваля стали люди, которые однажды уже покорили сердца зрителей и жюри. Это Юлий Ильющенко (победитель самого первого фестиваля), Мария Бран (лауреат «Пластилинового аиста № 9»), Катя Самигулина (также победительница фестиваля), Яна Высоцкая (лауреат конкурса № 7) и Алена Дрибинская (победитель второго фестиваля). Кроме того, своими стихами поделились также гости конкурса в лице поэта и журналиста Эдуарда Медведского, редактора поэзии журнала «Маладосць» Вики Трэнас и редактора витебского журнала «Идиот» Вячеслава Новикова.

Запоминающимся было выступление победительницы девятого конкурса Марии Бран. Она предстала перед зрителями в образе загадочной девушки-статуи в маске. Даже на сцену и со сцены Марию выносили на руках. Ее стихи и интонация гармонично сочетались с этим образом. До дрожи пробирали стихи Кати Самигулиной. Не оставили равнодушными зрителей, уже полюбившиеся многим, творения Юлия Ильющенко.

О весне и любовных чувствах поведала гостья из Минска Вика Трэнас. Свои стихи она читала на белорусском языке. В перерывах между ними Виктория приглашала начинающих поэтов к сотрудничеству с журналом «Маладосць». Гость из Витебска, Вячеслав Новиков, оказался самым скромным. Свои стихи он читал вполголоса, без особой интонации и чувств, однако зал все же чем-то зацепил. Возможно, своим стихотворением о Кларе, которое плавно перешло в песню и закончилось бурными аплодисментами слушателей. Эдуард Медведский также познакомил зрителей со своими старыми и новыми творениями. Сам автор считает свои стихи мрачными. Хотя многим так не показалось. В конце фестиваля Медведский подвел итог: «Вижу, что все поэты подросли. Каждый из них по-своему выражает чувства, эмоции, сопротивляется социуму. Творческих вам успехов!».

На такой доброй ноте закончился юбилейный фестиваль начинающих поэтов. Мнения о выступающих сложились разные. На крыльце корпуса еще долго были слышны разговоры о том, кто же все-таки из молодых авторов сильнее. К общему выводу прийти так и не удалось. Творчество, как известно, нельзя оценивать однозначно. Поэтому каждый из зрителей остался при своем мнении, что нисколько не испортило впечатление от самого фестиваля.

Следующий «Пластилиновый аист» состоится осенью. Фестиваль будет приурочен ко дню рождения Велимира Хлебникова. Отбор участников пройдет до конца октября этого года. По словам Юлия Ильющенко, конкурс поэтов будет немного другого формата: более серьезный и профессиональный. Победителя наградят денежным призом.

Место и дата захоронения: г. Могилёв, пр-т Шмидта, июль 1944 г.

Тип захоронения: мемориал.

Размеры захоронения: 70 × 120 м., 2,50 × 4,00 × 30,00 м.

Краткое описание памятника (надгробия) на захоронении: Скульптура из бетона высотой 2 м., постамент из кирпича высотой 1,2 м., цементирован. Обелиск из кирпича облицованного гранитной крошкой. На могилах военнопленных — обелиск. На братской могиле советских воинов — скульптура солдата с автоматом. В 1984 г. поставлены 2 бетонные вертикали, соединенные в нижней части горизонтальной перемычкой. Состояние хорошее.

Количество захороненных: 79 367 человек

Персональные сведения о захороненных:

1. Фомичёв Николай Иванович (Красноармеец 747 СТРП, дата рождения — 1920 г., дата гибели — 1941 г.).

Погибшие в боях за освобождение города Могилева:

Патриоты-подпольщики:

Советские граждане, которые содержались в период временной оккупации территорий немецко-фашистскими захватчиками в Могилевском концлагере и умерли:

Бойцы Красной Армии, которые будучи тяжело ранеными попали в плен 1941 г. фашистской армии и погибли в городе Могилеве Белорусской ССР:

Павшие в боях при обороне Могилева в июле 1941 г.:

Воины Советской Армии:

Народные ополченцы:

1. Васильев Б.Л.
2. Леонович И.Л.
3. Доморацкий Б.В.
4. Аругаченок Т.И.
5. Пухальская Л.Ф.
6. Сегал Л.Н.
7. Шпоменский Н.Ю.
8. Гузов П.К.
9. Эстеркин А.А.
10. Смирнов М.Д.
11. Журов Б.М.
12. Ягудин Н.И.
13. Худенко Ф.Г.

Работники милиции:

1. Владимиров К.Г.
2. Вольский Д.С.
3. Баньковский А.С.
4. Шевлюков Л.Л.
5. Морозов В.Н.
6. Коган И.З.
7. Богданов И.В.
8. Демидович Е.П.
9. Дементей И.В.
10. Метелица Н.В.
11. Дедков Е.С.
12. Шевлюков
13. Лысенко
14. Грешников
15. Касьянов
16. Серков
17. Куртаков
18. Панков

Фотоснимок воинского захоронения:

Место и дата захоронения: Могилевский район, Тишовский сельсовет, ст. Буйничи.

Тип захоронения: мемориальный комплекс «Буйничское поле».

Размеры захоронения: 22 гектара.

Краткое описание памятника (надгробия) на захоронении: каплица на насыпанном кургане близ шоссе Могилев—Бобруйск; высота каплицы 27 м., внутри каплицы — 4 доски с фамилиями павших, под каплицей — склеп (пантион) для захоронений останков защитников Отечества.

Количество захороненных:

Фотоснимок воинского захоронения:

Дополнительная информация о захоронении:

1. на плитах каплицы также высечены и известные имена погибших воинов и ополченцев, не захороненных на данном поле;
2. над полем развеян прах участника боев июля 1941 г. писателя К. Симонова, о чем свидетельствует мемориальный знак («Камень Симонова»), являющийся частью комплекса.