Items filtered by date: ноября 2024

Театральная сказка

Жила-была драматическая актриса. Она так важничала, словно была знаменитой драматической артисткой. — Осторожнее! — сказала она заведующему труппой, когда он вызвал ее в кабинет. — Не уроните мой талант! Не будете ценить, уйду в другой театр, я ведь натура возвышенная!

— Будто уж! — ответил завтруппой и лишь на мгновенье поднял глаза от сетки расписания вечерних репетиций, лежащей на столе. — Вот видите, — с достоинством парировала драматическая актриса, — у меня целая подборка прессы. Ах, как я играла в Вологде! — А теперь будете играть в Керчи! — злорадно констатировал завтруппой. Господи, но там же ужасный театр, ужасная сцена, — воскликнула актриса, — Я не выдержу этого! Я сломаюсь! И сломалась. — Ну вот! — сказала актриса, — Я же говорила, что слишком талантлива для этого репертуара. — Теперь она никуда не годится, — подумал зав.труппой, грустно глядя на сломленную духом актрису, но все же сжалился и нашел ей применение — направил ее в другой театр. — Вот теперь я прима! — воскликнула драматическая актриса. — Я всегда знала, что займу высокое положение: в ком есть толк, тот не пропадет! И она усмехнулась просебя, ведь на людях великим актрисам нечего показывать свои настоящие чувства. Нужно быть холодной и отстраненной. Вид у нее был такой гордый, будто она ехала в карете и поглядывала на, выкрикивавших слова восторга, зрителей.

— Позвольте спросить, вы заняты в репертуаре? — обратилась актриса к своей соседке по гримерке и снисходительно улыбнулась. — Вы очень милы и в вас чувствуется достоинство. Жаль только таланта маловато. Но это уж не купишь, чего нет того нет. При этом актриса так гордо выпрямилась, что и не заметила как вылетела из театра. Соседка-то по гримерке оказалась женой главного режиссера. — Ну, что ж отправлюсь в плаванье по волнам искусства. Только бы не застрять на периферии. Но она застряла! — Ах, я слишком талантлива, я не создана для этого мира! — вздохнула актриса, сидя на сцене в пустом зрительном зале. — Но все же не надо падать духом, я ведь знаю себе цену. И она тянулась в струнку, держала осанку и духом не падала. Перед ее взором проплывала всякая всячина — режиссеры, драматурги, сценаристы, директора театров, обрывки старых театральных журналов... — Ишь, плывут! — ворчала драматическая актриса. — И ни один не догадается, кто торчит здесь, на этой провинциальной сцене. А ведь это я здесь торчу! Я сижу! Вон плывет костюмерша. У нее только и мыслей, что о костюмах. Костюмершей она и останется. А вот балетмейстерша несется... Вертится-то, вертится-то как! Не задирай носа! Смотри, из фуэте не выйдешь и свалишься со сцены! А вот обрывок газеты. Все давно уже забыли, что на нем напечатано, а он, глядите, как важничает... Одна я сижу тихо и смирно. Я знаю себе цену и этого у меня никто не отнимет. Вдруг в свете прожектора блеснула чьято тень. — Ах, герой-любовник! Настоящий брильянт! — замерла от восторга актриса. А это был обыкновенный бездарный актер, воображающий себя звездой сцены и на вид довольно приличный. Актриса с ним заговорила. — Я — прима! — сказала она. — А вы, должно быть, первый актер? — Да, что-то в этом роде, — важно ответил презентабельный неудачник. И они разговорились, каждый считал другого и себя настоящей драгоценностью, а все прочие на свете им казались зазнайками. Драматическая актриса рассказывала: — Я работала в столичном театре. Там было четыре очередных режиссера, не считая главного. И вы не можете себе представить, до чего доходило их чванство. А ведь у них только и дела было, что репетировать со мной разные пьесы. — А они блестели? — спросил неудачник, по-прежнему казавшийся актрисе брильянтом. — Блестели? — переспросила актриса, — Нет, блеска в них не было, зато превосходства над другими хоть отбавляй. Все они были разного роста, но держались всегда вместе, шеренгой. Так и выступали против артистов. Крайний их них, Толстяк, выделялся. Репетируя, он орал на нас в два раза громче, чем остальные. И при этом хвастался, что, если уйдет из театра, то весь театр полетит в тар-тара-ры. Второй режиссер звался Лакомкой. Куда он только не тыкался в процессе репетиций — и в сладкое, и в кислое, и в солнце, и в луну. Его актрисы особенно любили. Третьего режиссера звали Долговязым. Он смотрел на всех свысока и ставил одни только трагедии. Четвертый режиссер, по прозванью Златоперст, носил золотые кольца не только на всех пальцах рук и ног, но и в ушах, носу, языке и даже в ..., ну, в общем сама-то я не видела, но субретка рассказывала наверняка. Ну, а пятый, самый маленький, Пер-музыкант, он был главным режиссером, вообще ни одного спектакля не поставил и очень этим гордился. Просто не понятно, зачем его в театре держали. Хвастунами они были, хвастунами и остались, а я вот из-за них угодила в эту глухую провинцию. — Зато теперь мы сидим здесь вместе и блестим, — покровительственно возразил актер. Но тут вдруг хлынул поток новых спектаклей, актер оказался востребованным и понесся на сцену. — Вот и он получил роль, — вздохнула драматическая актриса. — А я осталась тут. Я не могу просить. Видно, я слишком талантлива. Но я горжусь этим и это благородная гордость! И она сидела в пустом репетиционном зале и передумала много дум. — У меня такая утонченная натура, что можно подумать, будто я родилась от солнечного луча. Недаром мне так не хватает его в этом душном репзале. Была бы я более сговорчивой и менее строптивой, осталась бы в столичном театре. И не проливала бы сейчас слезы. Впрочем, не буду плакать, это не в моих правилах. Однажды она шла по улице и ей встретилась целая ватага зрителей. — Ай! — воскликнул один из них, самый развязный. Он указывал на актрису. — Гляди-ка, что за штука! — Я не штука, а актриса! — возмущенно заявила актриса, но ее никто не слушал. Старую драматическую актрису трудно было узнать. Ее, когда-то роскошные светлые кудри были перекрашены в черный цвет, лицо осунулось и платье тоже было черного цвета. Но в черном выглядишь стройнее и актриса воображала, что ее фигура стала стройнее, чем прежде.

— Вот новая пьеса! — победно закричал режиссер провинциального театра. И тут же назначил актрису на роль. Она стояла в своем элегантном черном платье на корме бутафорского белого корабля. И воображала себя героиней «Титаника». — Белое идет к черному, — согласилась с режиссерским решением актриса. — Теперь всем зрителям меня хорошо видать! Только бы не поддаться морской болезни, это меня сломит! Но, благодаря многолетнему сценическому опыту, она не поддалась морской болезни и не сломалась. — Против морской болезни хорошо иметь стальной желудок и притом никогда не забывать, что ты выше простого смертного. Теперь я совсем оправилась. Кто благороднее, тот, оказывается и выносливее, — гордилась собой актриса.

Крак ! — охнул спектакль. Его переехала суровая критическая мысль. — Ох, эти невыносимые театральные критики, писаки, которые дурно пахнут! — завопила драматическая актриса. — Я не выдержу их нападок! Но она выдержала. Критическая мысль понеслась дальше, хулить другие спектакли, а актриса перевела дух от пережитого волнения. да так и осталась стоять на сцене в свете огней рампы. Ну и пусть себе стоит.

Алла Подлужная

Алёна, в скором времени журналист:
— Спектакль состоит из отдельных эпизодов, интересно было наблюдать за некоей вертикалью многоэтажного дома, которая заканчивается на крыше. А вот дальше, наверное, звёзды.

Три женщины, служащие:
Нам больше всего понравились три последних спектакля: «Клепсидра», «Чмо» и «От красной крысы до зелёной звезды». Увлеклись составляющими спектакль небольшими сценками из жизни пар. Их бытовые отношения довольно глупые. И режиссёр, и актёры молодцы. Тонко прочувствовали отношения между мужчиной и женщиной, психологию и того, и другого пола.

Парень, танцевавший с героиней спектакля «Back in USSR»:
— Спектакль «От красной крысы до зелёной звезды» интересный. Но меня больше всего восхитил «Back in USSR». Было чудесно, когда актёры вошли в полный контакт с залом. Они своеобразно играли со зрителями. Это моё самое яркое впечатление.

Ушаков Сергей. 42 года. Работни завода «Электродвигатель»:
— Я второй год на «M.@rt.контакте» и хочу сказать, что этот спектакль великолепен. Больше бы таких спектаклей. Мои знакомые ходили на открытие этого фестиваля, и они ушли в антракте.

Вполне успешная женщина:
— Удовольствие получили неимоверное. Необычные декорации. Много актёров и все играли бесподобно. Один из лучших спектакль за весь фестиваль.

Андрей. 19 лет. Студент:
— Очень понравилось, что всё склеено из разных отрывков, где в итоге между ними находится какая-то связь. И эта сцена «Ухожу на 5 минут» создала такое впечатление, что я её уже где-то видел или читал.

Лена, симпатичная студентка:
— Понравились: а — декорации: классно, хорошо; b — музыкальное сопровождение; и с — массовка: ее движение, это стильно, эффектно. Все остальное, а значит, и, в принципе, основное наполнение, сам по себе спектакль меня особо не тронул. То есть даже смешно было как-то очень сонно. Даже смех меня не разбудил. Я думаю, что через где-то день я уже ничего и не вспомню, кроме декораций замечательных.

Катерина Ильянкова, Алена Сухан

Шестой контакт на форуме был представлен спектаклем омского театра под названием «От красной крысы до зеленой звезды». Как было заявлено в программке, это семь смешных и грустных историй о том, как нелегко бывает людям сделать шаг навстречу друг другу, семь новелл о взаимопонимании и одиночестве, жизни и смерти, случайности и закономерности. Каждая история рассказывает о чем-то своем. Но в их переплетении — сама жизнь. Об этом и другом мы после спектакля поговорили с его режиссером Сергеем Пускепалисом.

— Как вам прием могилевчан?
— Хорошо, нормально. Теплый, хороший прием, очень замечательно.

— А вы на «M.@rt.контакте» еще какиеBто спектакли участников смотрели?
— Нет, мы вот только сегодня с утра приехали. А завтра уже уезжаем. Спектакли других театров-участников, конечно, хотелось бы посмотреть. Тем более, что программа форума достаточно насыщенная, наполненная. Замечательная программа.

— Ваш спектакль построен на нескольких разных историях, почему так?
— Да этому приему уже сто лет в обед... (улыбается). Эти отдельные истории отражают всю жизнь в ее многообразии. Это как некие картинки, в которых отражается жизнь. Это хороший прием, который изначально был задан драматургом, Слаповским. И его мы попытались как-то реализовать.

— А почему именно такие декорации?
— Я бы сказал, что это не декорации, а пространство. Мне декорации не интересны, мне интересна сфера пространства, в которой может происходить жизнь человеческого духа. Этот спектакль — как пример. Как бы ничего нет, и на пустом месте возникает «разбор полетов». Мне кажется, что этот переход от декораций к пространству — своеобразный прыжок в развитии сценического искусства и, к тому же, — необходимость сегодняшнего дня. Нужно делать не декорации, имитируя убранство комнаты или павильона. Все и так понимают, что мы в театре находимся. И нужно создавать пространство не только для артистов, но и для смыслов.

— В вашем спектакле очень много актеров задействовано. Сложно было с ними работать? Ведь каждому нужно что-то объяснить, показать.
— Где-то когда-то сложно, где-то когда-то — нет. Но такая профессия режиссерская. Сложно или легко, как вам сказать? Нормально это, обычно. Есть материал, есть готовность или неготовность одного, второго, третьего. И всех надо привести к какому-то знаменателю, чтобы у них там вырабатывался свой особый числитель.

— Как можно одним словом назвать ваш спектакль?
— Я думаю, можно применить к нему определение, которое дал Слаповский — «многоэтажная пьеса с подвалом и чердаком»...

Алёна Сухан, Анжелика Зайцева

Тяжело. Очень тяжело видеть несколько спектаклей в день, особенно хороших. Не успевает мозг переключаться и обрабатывать. Еще не улегся щенячий восторг от казахстанского спектакля, а приходится погружаться буквально в новый мир. «От красной крысы до зеленой звезды» Алексея Слаповского от «Пятого театра» из Омска — настоящий фестивальный спектакль. Да простят меня читатели за дифирамбы «Back in USSR», но я считаю, что на хорошем фестивале должна быть хотя бы одна работа, срывающая башню, вырывающаяся за все мыслимые пределы. Дай Бог, чтобы их было больше. Но «тело» нашего форума как, надеюсь, некоторого среза современной театральной действительности составляют именно такие спектакли, как омский.

Довольно «ровные» впечатления от первых дней форума, которые, судя по всему, испытываются не только у нас в редакции, но и в цеху профессионалов, зависят не оттого, что просмотренные работы не впечатляют: просто они, да позволено мне будет так сказать, достаточно близки по художественному уровню. Даже на утренних обсуждениях более всех досталось от критиков пока могилевскому спектаклю (По-взрослому пропесочили, что приятно: значит, и относятся по-взрослому. — прим. наборщицы). Посмотрим, что скажут на обсуждении о работе «Пятого театра», однако, думаю, спектакль заслуживает всяческих похвал. В первую очередь, от тех, кто органично и без предубеждения относится к своеобразию, как бы это выразиться, постмодерновой что ли эстетики, которую я позволил себе в этом произведении усмотреть. Корни растут от Слаповского, известного литературного баловника.

Cемь сюжетов, поставленных Сергеем Пускепалисом с большой режиссерской фантазией и изобретательностью, на первый взгляд, не очень объединены. А также на второй и на третий. Они, действительно, не объединены. Это такая игра: смысловая нагрузка заключается в самих историях, а не во всем спектакле в целом. Если углубиться в литературную составляющую, то отметить стоит, по мнению моему, следующее: случайно идущий сквозь все сюжеты персонаж с приемником, принимающим какие-то сигналы, играет формальную роль связного — и только для того, чтобы появиться в финале. Не стоит искать в нем (А больше просто не в чем. — прим. наборщицы) концептуально цементирующую силу. Это прикол, провокация, на мой взгляд. Чуть сложнее дело с сюжетами. В них тоже самое интересное — игра, но вот что важно: герои каждого отдельного сюжета изобретают конфликты, которые оказываются для них судьбоносными. Только поведение героев трудно назвать адекватным, а конфликты паталогически надуманны. И сами герои — просто воплощение эгоизма. Зато Слаповскому не откажешь в житейской наблюдательности и юморе, тем паче, что практически во всех историях сталкиваются лбами мужчина и женщина — внимание зала обеспечено. А вообще пьеса — благодатный материал для режиссерских находок и отличная возможность раскрыться для актеров. Что и происходит: в спектакле работает совершенно потрясающий актерский ансамбль. А работа в целом — по-настоящему театральная, стильная и впечатляющая. Это игра ради игры, где победителей нет, но есть возможность проявить себя... на пути к поражению.

Четвертый день форума оказался для вашего покорного самым интересным. Надеюсь, дальше будет только лучше. Поживем — увидим.

Молодые режиссеры трудятся в поте лица своего. Потерпите еще немного, и они представят нам свои детища. Актеры должны подойти на малую сцену театра минут через 15. А пока с нами откровенничает Сергей Гиргель. На форуме он представляет свой спектакль «Добрые люди».

— Расскажите немного о себе...
— Закончил я исторический факультет БГУ, академию искусств в мастерской Александра Ефремова(режиссура драмы),успел поработать в кино, на телевидении, в школе, в газете. В этом году закончил магистратуру в Москве в Центре Мейерхольда(художественный руководитель Валерий Фокин).Там мне присвоили звание магистра театральных наук.

— Когда пришло осознание того, что желаете реализовать себя в данной профессии?
— Я над этим буквально последние года полтора-два думаю: ну как же так!? Весь толковый бизнес прошел мимо. И строительный, и банковская сфера, и юристы, и инженеры. Все вменяемое прошло мимо меня. И я задаю сам себе вопрос: почему? И отвечаю на него. Потому что: А) так должно было быть! Б) был лентяем. Кто-то чего-то мне не рассказал, на умный путь не наставил. В общем, то, что должно было произойти, произошло. И сейчас уже нужно работать с тем, что есть.

— Обратим внимание на пьесу... Почему именно с ней приехали в Могилев?
— Дело в том, что пьесу эту писал долго, года полтора. В конце работы уже забыл о том, чем начинал (смеется). Эта история о том, как в современном мире, быстро меняющемся, человеку, который осознал свою вину, нет возможности повиниться: попросить прощения и заслуженного наказания. Их же мнение по поводу самого преступления очень быстро меняется. Как? Я только открываю рот, сказать «простите, я преступник»,а мне в ответ — «ты не преступник, ты святой». В мире, где подобным веяниям подвержено само общество, сам человек, удержать систему координат практически невозможно. Сама пьеса, в общем, называется «Казнить нельзя помиловать». Формула, в которой от запятой зависит ВСЕ. Одна из причин, почему я взялся именно за данную пьесу: больше некому было бы. И потом, к театру я отношусь не настолько, может быть, ожидаемо, как относится к нему большинство. Я пытаюсь найти этому ответ. А находится он в области контакта между зрительным залом и актерами. Поводом же встречи между ними является ни что иное, как драматургический текст. Тот рецепт, та партитура, по которой происходит движение энергии, порождая процесс священнодействия. При этом на внутреннем уровне я понимаю, что в 21-м веке ключ тех подходов и методов, которые были хороши даже в конце 20-го к теперешнему залу, публике не подходит. Так что для передачи информации и эмоций зрителям нужен новый ключ. Собственно этим я сейчас и занимаюсь.

— Как Вам работается с нашими ребятами?
— Хорошо работается! Их плюс: нелегкомысленное отношение к профессии. Чем общность людей меньше, тем меньше и выбор. И если здесь человек называет себя актером или режиссером, он отдает этому отчет. В нем присутствует понимание того, что он делает. Это нельзя назвать халтурой, подработкой или чем-то еще. Это уже судьба, это уже жизнь. И как-то шарахаться из стороны в сторону здесь уже не приходится. Во всяком случае, я наблюдаю это у ребят, с которыми мы работаем.

— Что скажете о уже увиденных спектаклях форума?
— Каждый театр-это коллектив с определенным уставом, кодексом, посылом. Мне было максимально любопытно наблюдать за тем, как тот или иной коллектив предлагает свою карту мира, свое мировоззрение зрительному залу. И по отклику можно судить о том, каков зритель. Из тех спектаклей, которые были показаны мне ближе работа «Завтра была война» о незапуганном добром обществе, которое хотелось быть сохранить. Потому что именно в нем еще сильны институты и традиции семьи, любви, понятия о чести, благородстве. Все то, что очень сложно подтвердить в современном мире. Очень просто над этим посмеяться, камня на камне не оставив. Но вот сохранить и доказать то, что в новом 21-м веке теперешним моло-дым людям это тоже нужно, иначе будущего не будет — это очень тяжело. Мне показалось, что данным спектаклем доказать это получилось, и тот отклик, который был в зрительном зале убедил: нужны такие вещи и в 21-м веке тоже.

— Вы поставлены на форуме в достаточно жесткие рамки. Может, существует какой-то определенный подход к подопечным в вашей работе?
— Да! Существует. Мы сразу же от разбора перешли к делу. Посидели буквально минут десять за столом, разобрались, что к чему. Тут же пришли какие-то ребята, которые забрали стол. Но забрали его уже после того, как мы встали на ноги. Этот факт еще раз подтвердил, что мы двигались верным путем. Методом физического действия мы обнаруживали то, чего именно хотелось. И только сейчас сами актеры подходят к осознанию того, чтобы мне хотелось. То есть это форсированные методы, едва ли допустимые в репертуарном театре, когда существует возможность длительной работы.

— На ваш взгляд, «M@rt.контакт» это...
— В прошлом году к вам на форум привозили спектакль по моей пьесе «Столица Эраунд». Вроде бы как ничего прошел, насколько я знаю. Был встречен с интересом. А для меня этот форум-возможность выхода к публике. Во всяком случае, давно я ничего не ставил и не выходил к публике в качестве режиссера. Получится или нет любопытно.

Лена Василевская

Волею судьбы или каких-то других сил могилевским актерам выпала возможность выступать на форуме вторыми по счету. И, казалось бы, хорошо: отстрелялся в начале, а потом все оставшееся время отдыхай себе, сколько влезет, наслаждайся просмотром спектаклей и радуйся жизни. Но не тут-то было! Хозяева форума изо дня в день трудятся в поте лица, не жалея времени и сил. Подготовка к специальной программе форума (а именно, к онлайн-проекту) идет полным ходом. На малой сцене то и дело раздаются голоса актеров — молодой режиссер из Минска Татьяна Троянович пытается наладить контакт.

— Татьяна, как Вам могилевские актеры?
— Я уже работала с могилевскими актерами на прошлом «М.@rt.контакте». Мне понравилось. Сейчас я работаю с заслуженным артистом России Палкиным Александром Александровичем и молодым актером Данилой Самкнуловым. Замечательные актеры. Виден хороший потенциал. Мне приятно с ними работать. Думаю, мы уже нашли общий язык.

— С какими сложностями столкнулись при работе?
— Основная сложность — это нехватка времени. Обычно ведь период репетиций проходит достаточно длительно. Актеры вместе с режиссером вскрывают все подводные течения, которые есть в пьесе, обдумывают, обговаривают всякие тонкости. За сроки, представленные нам, это сделать, к сожалению, невозможно. Все проходит в быстрых темпах. Быстро учим текст, вводим свет, музыку -все на ходу. В этом большая сложность. Поэтому мы занимаемся театрализованной читкой данной пьесы. Моя главная задача — представить автора.

— Что будете ставить на сцене?
— Это будет отрывок по мотивам большой повести, состоящей из двух частей. «Шахиды» — так называется наша постановка. В самой повести поднимается, наверное, далекая для нас тема — арабо-израильский конфликт. Но дело даже не в политике, дело в человеческой ненависти. В том, что люди, к сожалению, никак не могут научиться мирно жить под одним солнцем. В отрывке, который я буду представлять, конфликт складывается между стариком и ребенком. Получается, что тут нет правых и нет виноватых. Старик какими-то своими действиями, порой, необдуманными, настраивает ребенка на страх и агрессию. Это отрывок о нетерпимости. О том, что люди до сих пор не научились сосуществовать друг с другом. Фабулу рассказывать не буду. Я рассчитываю, что вы придете. Мне хочется, чтобы зритель, посмотрев этот небольшой кусочек, заинтересовался данным материалом и ознакомился с повестью в оригинале.

— А почему выбрали именно эту повесть?
— Есть небольшая предистория. Очень много лет тому назад я закончила школу. Совсем недавно на сайте «одноклассники» мы нашли нашу одноклассницу Лилю. Кстати, очень долго искали. Оказалось, что волею судьбы она очутилась в приграничном арабо-израильском городке Ашдоте. У них сейчас идет война. Когда мы праздновали Новый год, там проходили военные действия. В совершенно мирное для нас время, они были в ужасных условиях: дети не ходили в школу, взрослые — на работу. Меня это очень сильно потрясло. Лиля уезжала в Израиль за лучшей красивой жизнью. А вот, как получилось. Наверное, эта история отразилась на выборе.

— Вы знакомы с автором повести Андреем Шуцким?
— Да. Мы с ним в очень хороших, дружеских отношениях. Но, к сожалению, не работали над этой постановкой. Я предполагала, что он приедет на фестиваль и мы сотворим что-нибудь вместе. Но так случилось, что он не смог приехать. Пришлось самостоятельно, своими силами компоновать материал, делать его инсценировку. Я давно познакомилась с этой повестью. Лет пять назад. Тогда мы с Андреем общались на эту тему. Честно сказать, я очень осторожно отношусь к современной белорусской драматургии. В большинстве своем, это смешные, прикольные тексты, которые слушать интересно, а ставить сложно.

— Как относитесь к форуму «М.@rt.контакт»?
— Положительно. Для меня это еще одна возможность приехать в красивый город Могилев, посмотреть спектакли, пообщаться с талантливыми людьми, с друзьями, повариться в этом театральном соку. Критики, режиссеры, актеры...Все что-то делают, смотрят, обсуждают. Возникает некий театральный дух. После «М.@rt.контакта» мы опять разъезжаемся по своим городам и занимаемся каждый своим делом. Начинается обычный рабочий процесс.

— Ваш взгляд на белорусский театр.
— На мой взгляд, белорусскому театру катастрофически не хватает молодых авторов, молодых режиссеров и вообще молодой крови. Потому что всегда должен происходить взаимообмен старшего и молодого поколения. Энергетика и напор молодых должны сочетаться с опытом старшего поколения. Если выпускники нашей академии будут регулярно ставить пусть даже небольшие постановки, пусть какие-то экспериментальные вещи, то это двинет наш театр на несколько шагов вперед. Это мое глубокое убеждение.

Кристина Богатырева

Как известно, «М.@rt.контакт» включает в себя кроме основной программы, состоящей из показа спектаклей различных театров, еще и специальную. Как раз сюда входит мастерская молодой режиссуры: за пять коротких дней три молодых режиссера совместно с могилевскими артистами должны подготовить небольшой отрывок из пьесы и представить свои творения на суд строгих критиков в последний день форума. Сложно, но выполнимо.

Если вы присутствовали на «М.@rt.контакте-2008», то, думаю, вам не составит особого труда вспомнить пластический спектакль «Не танцы» Белоруской академии искусств, который по честному праву был удостоен самой, наверное, значимой награды — приза зрительских симпатий. Прошло немало времени, а впечатлениями об этом спектакле делятся по сей день. Екатерина Аверкова — одна из актрис данного действа — посетила наш форум и в этом году, только уже в качестве режиссера.

— Скажите, что для вас значит он-лайн проект «Мастерская молодой режиссуры»?
— Во-первых, это интересная возможность поработать с актерами другого города, другого театра, с незнакомыми мне людьми. Во-вторых, это обмен опытом. В-третьих, это своеобразное установление контактов. И мне кажется, что в проектах такого рода всегда должна идти речь о каком-то эксперименте. Есть неизвестные тебе до этого актеры, есть идея и пять дней на подготовку. Что получится в результате эксперимента, будет видно.

— Актер и режиссер, на ваш взгляд, две абсолютно разные специальности?
— Да. Безусловно. Актер — это актер, режиссер — это совсем другое. Когда я работаю актером, то отчетливо понимаю, что лезть в режиссуру мне не надо. Можно задавать вопросы, что-то уточнять и т.д., но управлять режиссером нельзя ни в коем случае. Нужно доверять, стараться сделать все, что в твоих силах.

— А Вы в первую очередь, кем себя считаете?
— Моя специальность — это режиссура. Я закончила Белорусскую государственную академию искусств по специальности режиссер-преподаватель. Сейчас работаю преподавателем в академии искусств, режиссером в Республиканском театре белорусской драматургии, занимаюсь постановками в современном художественном театре. Режиссура — это, в первую очередь, мозги. Когда-то мне сказали, что режиссура, как математика. Возможно. Она ведь действует по определенным законам. Однако, в некоторых ситуациях о них нужно забывать. Это все очень сложно. Объяснять можно бесконечно. Много всяческих нюансов.

— Чем будете удивлять театральных критиков?
— Мы делаем сценическую композицию по мотивам пьесы Николая Рудковского «Ана и ананас».

— Почему именно это произведение?
— Во-первых, было условие ставить современную белорусскую драматургию. Во-вторых, я решила не поднимать темы войны, насилия, которые стали так популярны. В последнее время стали забывать о каких-то личностных, хороших, светлых качествах человека. А мы будем говорить о простом человеческом счастье. В данном случае, о любви, о чем-то сокровенном, нежном, чистом. Мне кажется, это тема всегда актуальна, она нужна и необходима. Необходима, в первую очередь, зрителю. Сейчас вокруг все просто кишит злом: кругом насилие, убийства, войны. Мы так много говорим об этом, осуждаем, возмущаемся. Эти темы постоянно витают в воздухе. И если честно, уже изрядно надоели. Вы не подумайте: я довольно серьезный человек. И с особой серьезностью отношусь к этим проблемам. Но все же, если мы хотим пробудить в людях что-то светлое и доброе, то стоит говорить об этом. Но у нас не совсем стандартное решение. Какое именно, я вам не расскажу. Это секрет. Придете — посмотрите.

— Сложно работать с незнакомыми актерами?
— Очень сложно. Я пришла и понимаю, что у меня есть всего несколько дней, что-бы сотворить нечто. Актеры меня видят в первый раз, я их тоже. Как бы позитивно обе стороны не были настроены, все равно существует какая-то преграда, грань. Понимаете? Вот они пришли на репетицию, я им долго-долго рассказываю о своих задумках, а они сидят напуганные. Это вполне понятно: они не знают, кто я, можно ли мне доверять, можно ли со мной сделать хорошую работу. Поэтому первый день встречи я сделала организационным, что-бы установить контакт. Я проводила с ними своеобразные упражнения, играла в детские игры. Мне нужно было сделать их друзьями за три часа. Я пыталась их полностью раскрепостить. Думаю, получилось. С кем-то больше, с кем-то меньше. — Люди ведь разные бывают. Но, тем не менее, я думаю, у меня получилось. Ребята хорошие. Они мне верят и тьфу-тьфу-тьфу (стучит по столу).

— Есть ли у Вас какие-нибудь особые методы работы?
— Вообще, я работаю по-разному с актерами. Все зависит от материала, отформы спектакля, его жанра. Здесь у меня нет возможности делать долгие этюды. Очень мало времени на совместный поиск. Поэтому весь поиск произошел у меня в голове до того, как я сюда приехала. Сейчас пытаюсь донести то, что я придумала. Конечно, некоторые вещи меняются по ходу репетиций. Идет такое своеобразное выстраивание. Я им объясняю — они воплощают. Все это проходит в ускоренном темпе. Мало времени.

— Позволяете себе применять жесткие методы работы с актерами?
— Вы что? Я не имею прав на это. Кто придумал, что режиссер должен быть тираном? Нет. Актера нужно любить, ценить, уважать. Возможно, его нужно держать на каком-то определенном расстоянии. Может, в какой-то строгости по отношению к себе. Я никогда, надеюсь, не позволю себе такого. Никогда не поставлю себя выше актера. Я не имею на это никакого права. Я выдумщик. Мое дело — заразить актеров, чтобы у нас получился хороший спектакль.

Какие проблемы возникали в период репетиций?
— Дима Дудкевич не может текст выу-чить (смеется). Это, пожалуй, единственная проблема. Надеюсь, с этим справимся.

— Как оцениваете спектакли, которые удалось посмотреть?
— Я, конечно, могу сказать, но это будет мое личное мнение — оно ни на что не претендует.

«Человек-подушка» — профессионально сделанная работа, профессиональный подход режиссера. Это очень хороший сплоченный актерский коллектив. Очень грамотно написанная пьеса. Но тематика для меня оказалась дикой. Очень страшно, когда мы весь спектакль пытаемся оправдать убийство. Мы не говорим о том, можно ли убивать человека или нельзя. Мы говорим о том, ЗА ЧТО можно убить человека. По сути дела, мы оправдываем убийство. Если судить по названию, значит в основе лежит история о человеке-подушке. Что он делал? Он помогал людям уйти на тот свет. Чем раньше вы умрете, тем вам будет лучше. О чем пьеса? Нужно ли об этом говорить людям? Вот посадите 15-летних подростков в зал...И что хорошего с этого выйдет? Мне непонятен выбор режиссера. Искусство, по сути дела, должно поднимать духовные ценности. Правильно? И неважно, какой это будет жанр: трагедия или комедия. Неважно, в каком стиле будет постановка. Честно сказать, я весь спектакль ждала, когда же прояснится какая-то мысль. Например, мы можем показывать все плохо-плохо-плохо, но для того, чтобы объяснить зрителю, что так делать нельзя. А здесь все это «плохо» мы оправдываем. Мне страшно из-за того, что многим людям это понравилось. А понравилось, потому что подкупает опять-таки мастерство. Что касается Могилевского театра, то я попала, к сожалению, только на вторую часть. Материал мне знаком, поэтому и этого было достаточно. Я увидела форму постановки, всех актеров, финал. Мое мнение: это слабый спектакль. Опять же, мнение лично мое. Я не вижу кропотливой работы с актером, не вижу четкого режиссерского решения в спектакле. У меня сложилось впечатление, что актерам разбили сцены. Такое ощущение, что они не понимают, что делают и как делают, для чего они там ходят.

— Что для вас значит «М.@rt.контакт»?
— Прежде всего, это масса эмоций, впечатлений. Плюс ко всему, такая своеобразная работа над собой. Я уже второй год на этом форуме. Здорово, что есть такой фестиваль. Спасибо организаторам, спасибо городу Могилеву.

Кристина Богатырева

Ирина Владимировна. Главный бухгалтер:
— Я была на трёх спектаклях, и всё они понравились, но этот поразил больше всего. Девчонки молодцы, держали в напряжении столько народу. Я окунулась в своё детство, прошла все эти этапы, которые были показаны в спектакле. Испытала приятный шок. Иду еще на два спектакля, но этот, конечно, безусловный ЛИДЕР. Форматный спектакль. Я двумя руками за него.

Людмила Алексеевна. Врач лаборант:
— Замечательно! Сразу всплывают те воспоминания, которые были ранее, в детстве. Мы жили тем временем, которое показали нам сегодняшним спектаклем. Во время просмотра ты снова успеваешь прожить ту жизнь, ее каждую минуту, секунду.

Валентина Ивановна и Ирина Викторовна:
— Девчонки очень талантливые. Они очень тонко передали дух времени Советского Союза. Отличная мимика и артистичность. Сразу видно, что спектакль открытый и показывает всю суровую правду жизни, хоть и немного утрированную. Мы вспомнили молодость, нам всё это знакомо и близко.

Марина, журналист, Москва:
Очень понравилось, потому что показали всю правду. Дело в том, что когда играют актеры-женщины, они всегда пытаются показать, насколько они красивы. А этот театр наоборот: показал естественность, что редко для женского коллектива. Многим больше важна красота и хорошая игра, а не суть. Как, например, вчерашняя постановка украинского театра — они замечательно играли, но важно не то, как ты выглядишь на сцене, а то, что ты несешь.

Ольга Сухачева, учитель русского языка лицея № 1: 
— Это слишком о нас, слишком близко. Это о моей юности, моих школьных годах, детском садике... Поэтому даже слов нет, хочется просто преклонить колени перед этим театром.

Надежда Ивановна, завуч лицея № 1: 
— Хороший спектакль. Очень четко подмечены детали, мелочи того времени. Девочки были замечательные. А вот политическое в спектакле меня как-то не устроило — мешала эта женщина, разговаривающая на немецком. Мне была непонятна ее истерика.

Ирина, блондинка:
— Так понравилось, так понравилось!! Очень интересно было посмотреть, как жили наши родители во времена Советского Союза. Особенно веселили некоторые безумно смешные эпизоды, хотя смеяться сейчас можно, а вот раньше для кого-то это были совсем некомичные явления. Но сейчас другое время и, конечно, другие люди.

Восторженная женщина:
— Ой, а ко мне уже подходили. Я понимаю, что выгляжу восхищённой. Вот только что сестре звонила (показывает телефон — прим.), рассказывала о спектакле. Она теперь очень жалеет, что не пошла.

Руслан, зритель, побывавший на сцене:
— Очень рад этому спектаклю. Впервые вижу такую задумку режиссера. Работа с залом просто шикарная. Настолько продумано все, просто до мелочей. Интересно, неожиданно, живо. Мне посчастливилось даже на сцене побывать. Конечно, неожиданно, но прикольно. Правда, немного растерялся. Жалею, что все-таки не поцеловал ту девушку (смеется).

Обиженная учительница:
— Мне, конечно, понравилось. Но было совсем несмешно. Над отдельными вещами не стоит смеяться. Знаете, горько становится. Это, наверное, хуже всего, когда смех отдаёт горечью, злой такой комизм.

Подготовили Катерина Ильянкова, Артем Рядов

V.I.P.КУЛУАРЫ

Виктория Земчина, театральный критик, Минск:
— Спектакль очень порадовал, но у меня какое-то двойственное ощущение. С одной стороны, это улыбка, которая не сходила с лица, были посылы, узнаваемые с детства. Эти вещи уже генетически заложены во всех людях, рожденных в Советском Союзе, хотим мы этого или нет. Было очень приятно это узнавать и ловить. С другой стороны, этот спектакль для меня существовал на грани с неким КВНом, был риск скатиться из спектакля в КВН. Слава Богу, этот страх не оправдался. Постановка довольно целостная, театр повергает в шок, но я не испытала ничего подобного. Возможно, это произошло по той причине, что я с другого поколения, не совсем советского. Но было интересно ознакомиться с тем отрезком времени, 50-80 года. Пока это один из самых ярких спектаклей, представленных на форуме.

Олег Дидык, актер «Театра 19»:
— Мне очень понравилось. Прикольно. Я даже поплакал (улыбается) от песни «Бело-вежская пуща», я просто вообще не могу ее спокойно слушать: у меня разрывается нутро. А еще в контексте... Офигенно, офигенно! Нам режиссер рассказывал, что это очень известный, «многоездящий» театр. Но это, наверное, даже не до конца театр, это же не классический театр, он очень стран-ный. Очень необычно: на сцене три девочки — и больше ничего нету. Вот как это все выстроено — это вообще классно. Есть образы, типажи, три разных образа, которые до конца такими же и остаются. Нет никаких скачков в развитии образа, только говорится, что одна стала такой-то, другая — умерла. Но они же на сцене этого не проживают. Это необычно, я просто первый раз такое вижу, в такой эстетике. Я так понимаю, что в самом названии театра и есть смысл: это шок. Мне очень понравилось, я и посмеялся, и поплакал, все вместе. Это не традиционный классический театр, это что-то свое, такое вот отдельное, но очень классное, очень честное. Больше всего мне понравилась эта девочка в зеленой шапке, режиссер. Офигеть просто. Она сидела в самом начале возле меня. Идет спектакль, и тут она громко — «Хватит!». Я просто не ожидал...Потом я понял, что это ход такой режиссерский...

— А что насчет такого непосредB ственного общения со зрителем?
— Видите ли, тяжело люди переходят эту грань. Они же приходят на спектакль что-то получать, а отдают только аплодисментами. А когда их вовлекают в действие, они сопротивляются. И в нашем театре тоже есть спектакль, в котором используется такое прямое общение со зрителем. Это чудовищно. Мы как раз с парнем, который играл вчера Хруста, выходим в зал. И начинаем общаться со зрителем, но никто с нами не общается! Вот и здесь так. Зрители вроде бы и хотят, но не общаются, потому что они ведь на спектакль пришли, а не на цирковое представление. Но это потрясно, когда эта грань стирается. В принципе, театр и есть общение со зрителем, но на месте актера я бы не ждал ответа какого-то. Этот ход и так работает. А когда зрителя уже начинаешь прямо трогать, я не знаю, может, этого и не стоит делать. Но, с другой стороны, это очень зрителя объединяет. Однозначно я могу только сказать, что мне очень понравилось. А вот что именно понравилось я не могу сказать сейчас. Я потом подумаю, поразбираю у себя в голове все. Главное, что все очень честно, нет наигранности никакой. А вот эта девочка — Петрова — ей даже ничего и играть не надо, смотришь на нее и все, образ — просто умора. Или Иванова — одежда эта идиотская... Супер, молодцы девчонки. Это офигенно, это брутально, это «Арт и шок»... «Мы так видим и мы так делаем». И это офигенно, это имеет право на жизнь, я думаю, что это очень популярно, потому что никто не делает так. Они решились на это, и это супер.

Владимир Петрович, худрук Могилевского театра:
Мурашки по телу. Это пока самое мощное высказывание. Меня это очень торкнуло. В принципе, страшный спектакль, жуткий. Я еще долго буду отходить. Молодцы. Просто молодцы. Изумительные девочки. Кроме того, четко направленное попадание, четко построено. Бр-р! Мурашки по телу.

Подготовили Лена Лавренова, Алена Сухан,
Анжелика Зайцева, Кристина Богатырева

Вероника Насальская, актриса театра «ART и ШОК»:

— Ваши впечатления о выступлении в нашем городе?
— Знаете, такого активного зала, похожего на стадион, у нас на спектакле еще не было. Сегодня мы играли такую брутальную комедию, и публика реагировала очень позитивно, открыто, ярко, было много смеха. Я первый раз видела такую активность и проявление своих чувств и эмоций. То есть, обычно, когда мы играем этот спектакль, есть улыбки, есть слезы, а сегодня были просто скандирования. Мы играем в разных странах, и везде воспринимается посвоему, но сегодня, мне кажется, было что-то особенное.

— А на какую возрастную категорию вы рассчитываете в большей степени?
— Мы скорее рассчитывали на свое поколение, которое застало в своем детстве Советский союз, а сейчас живет совершенно в другом мире, в странах, которые называются Казахстан, Беларусь, Россия... Поколение, которое пережило очень много периодов истории.

— А почему вы решили представить на фестивале именно этот спектакль?
— Ну, во-первых, именно его и пригласили. А во-вторых, все бывшие союзные республики — это такая зона, которая очень хорошо понимает то, что мы показываем. Когда мы везем свой спектакль в Германию, Британию, Голландию, это одно, а когда мы играем это же в постсоветском пространстве, то видим совсем другую реакцию. Нам приятнее играть там, где люди помнят и знают, что такое советская жизнь, и поэтому с удовольствием привезли в Беларусь именно этот спектакль.

— А когда вы играете за рубежом, иностранцы полностью вникают в происходящее?
— Мы играли во всех странах Европы, в Японии, и на всех зарубежных фестивалях зритель всегда утверждает, что понимает все. Но на самом деле, есть разные нюансы: например, когда рвется карта советского союза, звучит «Беловежская пуща». И разве иностранцы могут понять, что Беловежская пуща — это место, где прекратило свое существование СССР?

— А, кстати, сколько за все ваши спектакли вы истратили бюстов Ленина?
— Ну, я думаю, около двухсот.

— Расскажите, пожалуйста, про ваш театр.
— Название ART И ШОК, то есть искусство и шок, мы выбрали потому что начинали с уличных перфомансов. А уличные спектакли очень яркие по форме и шокирующие по содержанию. Например, мы очень часто используем прием интерактивной игры, где зрители часто становятся частью нашего действия, а в уличных спектаклях они становятся даже главными действующими лицами, и это до определенной степени — шок для зрителя. Хотя и сегодня, выходя танцевать с нами и тому подобное, зрители тоже испытывали шок, пусть даже и позитивный. «Back in the USSR» — наиболее яркий спектакль, который призван радовать. Другие наши спектакли подчас бывают более жесткими и по форме, и по мысли. Поэтому шока, думаю, бывает достаточно.

— А спектакли с участием зрителей готовить сложнее?
— Для нас это не сложно, а наоборот — большое удовольствие, и к тому же — это основной метод работы нашего театра. У нас есть даже спектакли-импровизации, которые называются «Прыжок в неизвестность», где прямо на глазах у зрителей мы создаем историю на заданную ими же тему. То есть вначале никакого спектакля нет, а создается он по ходу действия, где зрители до определенной степени будут выполнять роль авторов. Это всегда очень экстремально и очень интересно.

Елена Тайматова, актриса театра «ART и ШОК»:

— Расскажите, пожалуйста, про историю создания этого спектакля, как вы к нему пришли?
— Как-то собрался коллектив нашего театра, движимый желанием поставить какой-нибудь детский спектакль. Мы начали вспоминать страшилки с детства, лагерные истории, задавались вопросом: «Что вы в детстве делали?», и поняли, что в нашем детстве было что-то особенное. В этот период в Алма-Атском немецком театре работала немецкая актриса, которая собиралась уходить на пенсию. Она пришла к нам, спросила, что мы хотим ставить. Мы рассказали ей наши задумки, на кои она ответила: «Я буду играть злую немку». И стала рассказывать о западном детстве, оно, конечно, отличалось по некоторым вещам, но и оказалось много общего. Вот и родился этот спектакль благодаря ей, нам и нашим воспоминаниям. Спектакль посвящен нашим родителям. И вообще он не о политике, а о детстве, в котором мы были счастливы посвоему.

— Все же политика связывает все эти обрывочные воспоминания о детстве?
— Безусловно. Ваше детство связывают покемоны, компьютерные технологии, а у нас это была смена властей, тогда было такое детство. Мы, играя на постсоветском пространстве, знаем, что такие простые вещи, как фантики, например, поймут многие, если не все. Т.е. на таком огромном пространстве люди имеют определенные общие ценности, и приятно получать на это отклик зала.

— А что это за задумка B общение со зрителем во время спектакля?
— Дело в том, что у нас в городе сцена маленькая, зрители сидят близко и невозможно их не задействовать. Мы еще и ставим цель задействовать интерактив как таковой, нам нужна живая реакция. Если ты играешь с четвертой стеной, то у тебя есть шанс затереть какие-то реакции, и ты становишься не живым. А когда ты видишь живые глаза и играешь вместе со зрителем, ты никогда не станешь марионеткой, потому что каждый раз чувствуешь новую реакцию и не знаешь, что будет через секунду. Это всегда очень живо, и поэтому наш театр всегда приветствует общение со зрителем, ведь мы любим и умеем это делать.

— Среди случаев общения со зрителем были запоминающиеся на всю жизнь?
— В Армении был такой момент. В оригинале спектакля я должна залазить не на лестницу, а на канат. И вот я на него залажу, меня снимает армянский мужчина, и когда я подхожу к канату, чтобы залезь еще раз, он мне кричит: «Больше не залезай, я снимать не буду!» В Норвегии был молодой человек, который со мной танцевал, и когда я начала звать Серегу, он оскорбился и не пошел меня снимать с каната, сказав: «Ты вот какая оказывается! Любишь другого, а я тебя буду снимать...» Люди настолько проникаются, что воспринимают такие шутки всерьез.

— Почему именно такая судьба у главных героинь в конце спектакля?
— На самом деле есть прототипы наших героинь, это реальные женщины, которые живут и по сей день. Одна женщина реально сейчас верующая в такой же степени, в какой она верила в политику партии Ленина. Прототип моей девочки действительно погиб в двадцать лет, это была девушка из обеспеченной интеллигентной семьи высокопоставленного чиновника. А героиня Лены Набоковой, Иванова, сейчас имеет два отеля в Карловых Варах, у нее очень молодой муж. Когда мы ездили в Норвегию, к нам после спектакля подошел мужчина и сказал, что знаком с этой бизнес-вумен, с которой была списана одна из судеб. Мы были приятно удивлены.

— Ваши ожидания от фестиваля «M@rt. контакта»?
— Все ожидания уже оправдались, потому что мы уже выступили. Шикарный зал, публика, классная реакция. В принципе как актеры и как театр мы уже все получили, потому что получен главный приз — отклик зрителя, а это главное. Мы ожидаем от «M.@rt. контакта» контакта. Чем его будет больше, тем ценнее для нас...

Подготовили Ирина Тишина, Елена Лавренова

«Нас приглашает в гости
Тележурнал "Хочу все знать".
Там до сих пор орлята
Упрямо учатся летать!
А что плохого в этом?
Да, я советский пионер!
Эй, сволочи, отдайте!..
Верните мне СССР,
Когда деревья были большими...»
Василий Медунецкий,
гр. «Разгром»

Я имею право на этот тон. Я просто зритель, дорвавшийся до трибуны, чтобы проорать о своем счастье. Знаю, что завтра на обсуждении спектакля по нему пройдутся профессионалы. Знаю даже, в чем обвинят: мол, это очень удобный ход, это беспроигрышный и запрещенный, может, даже дешевый прием — сыграть на чувствах толпы. Действительно, вывернутый наизнанку соцарт пройдет на ура не только у нас, но и в любой Японии: огромное количество символов и стереотипов советской действительности, известных не только нашему человеку, но и всему миру, будет стрелять везде — очередями! У кого внутри не шевельнется что-то глубоко запрятанное, когда ему со сцены споют: «Пусть всегда будет водка, колбаса и селедка»... Кто не улыбнется при виде описавшейся под знаменем дружины пионерки? Игра с символами эпохи беспроигрышна — это факт. Но это не значит, что нельзя так играть. Надо только суметь рассказать правду, а она заключается не в глумлении над символами эпохи, не в стёбе над соцартом, не в иронии над совком. Горе тому, кто так недальновиден. Эта история — о детстве. Как здорово, что удалось в него вернуться! Ах, как обливаются кровью, наверное, сердца правоверных членов партии, доживших до наших дней, когда девчонки расколачивают на сцене бюст Ленина, учатся с его помощью целоваться, заворачиваются в красное знамя, как в суперменовский плащ. Мне не жалко людей-атавизмов. Тоже мне, святыни. Я знаю цену этой святости — шита эта святость, друзья мои, белыми нитками. Если и была у этого всего какая-то ценность, давным давно нивелирована она теми самыми людьми, которые громче всех кричали о ней. Потрясающие актрисы — без исключения все! — изысканно и безжалостно берут тебя за руку и учиняют подробную экскурсию по страшному детству... Только вот в детстве всегда есть место чуду: оно даже извращения родителей может превратить в ржачную игру. Детству наплевать на умозрительные ценности замороченных взрослых. Детство способно даже подвал превратить во дворец. Я вдруг вспомнил об этом. Еще один раз — спасибо. Вы вернули меня в СССР... СССР, впрочем, ни при чем, просто тогда деревья были большими...

Тимофей Яровиков

Жил-был обыкновенный главный режиссер. Театр у него был совсем маленький, но не настолько ничтожный, чтобы режиссеру не хотелось поставить спектакль с театральной примой. А поставить ему, ой как хотелось! Это, конечно, было дерзко с его стороны спросить знаменитую актрису: «Будешь играть у меня?» Впрочем, имя в театральных кругах у него было достаточно известное и многие актрисы с радостью приняли бы его предложение. Но интересно знать, что ответила ему прима. Послушаем же, как дело было.

Отец у режиссера умер, но слыл он прославленным драматургом и пьеса его была настоящим кладезем мудрости. Прочитаешь ее и все заботы свои и горе забудешь. Была еще у режиссера картина старинная, известного фламандского художника, доставшаяся ему в наследство от предков. Это были самые настоящие сокровища режиссера. И пьеса, и картина предназначались в дар знаменитой приме. Их положили в большие серебряные ларцы и отослали к ней. Директор театра, в котором служила прима, приказал внести ларцы в большой репетиционный зал, где прима заканчивала репетицию с другими, второстепенными актрисами — других занятий у нее не было. Увидав большие ларцы с подарками, прима от радости захлопала в ладоши.

— Если бы там оказалась маленькая киска!- воскликнула она. Но в ларце были умная книга и прекрасная картина. — Ах, какой милый переплет у этой книжки! — залепетали актрисы. — Более, чем милый, — промолвил директор театра, — просто превосходный. Но прима взяла книгу в руки и чуть не заплакала. — Фи, Петр Иванович, — захныкала она. — Это не детектив, это пьеса! — Фи, — повторили все актрисы. — Пьеса, настоящая! — Подождите! Посмотрим сначала, что в другом ларце, провозгласил директор Петр Иванович.

И вот из ларца извлекли картину, повернули ее к свету, она засияла всем своим художественным совершенством. Она была так прекрасна, что ни у кого не повернулся язык сказать дурное слово.

— Бесподобно! Прелестно! — затараторили актрисы, подводя глаза к потолку и произнося слова в нос, словно настоящие француженки.

— Как эта картина напоминает полотно, висевшее в гостиной вашей покойной супруги, Петр Иванович. Те же краски, та же школа! — сказал старый театральный художник.

— Да, — воскликнул директор и прослезился.

— Надеюсь, эта картина — копия? — спросила прима.

— Самая настоящая, — заверили послы режиссера, друзья, которых он выбрал для этой важной миссии.

— Так повесьте ее в самой дальней гримерке, — заявила прима и отказалась вести переговоры с режиссером.

Но режиссер не пал духом. Снял свой дорогой костюм от Михаила Воронина, одел простую рабочую одежду, нахлобучил кепку поглубже на глаза и пришел на служебный вход большого театра.

— Добрый день, директор, — сказал он, оказавшись в роскошных апартаментах. — Не найдется ли у вас в театре какой-нибудь работы для меня?

— Много вас тут ходит да просит! — проворчал директор. — Впрочем, — он глянул в штатное расписание, — мне нужен монтировщик сцены. Декораций у нас тьма-тьмущая. И вот назначили режиссера монтировщиком и отвели его в маленькую коптерку за сценой, где он должен был ремонтировать реквизит и чинить декорации. Он был человеком работящим, даром что режиссер и, по-быстрому справившись со своей основной работой, смастерил волшебный горшочек. Когда в нем что-нибудь варили в закулисном буфете, бубенчики вызванивали старинную мелодию:

«Ах, мой милый Аугустин,
Аугустин, Аугустин,
Ах, мой милый Аугустин,
Все прошло, все!»

Но вот что было всего занимательней — подержишь руку над паром, который подни-мался из горшочка и сразу узнаешь, в каком театральном буфете какого театра что стряпают, что там подают и что наливают. Да, уж горшочек этот был не чета какой-то книге, пусть даже очень мудрой!

И вот прима возвращалась с репетиции со своими подругами-актрисами и вдруг услышала мелодичный звон бубенчиков. Она сразу остановилась и просияла, ведь со студенческих лет она умела играть на фортепьяно только эту песенку и из спектакля в спектакль наигрывала одним пальцем: «Ах, мой милый Аугустин...»

— Я тоже это играю! — важно, словно то был Концерт Чайковского, сказала прима, не замечая насмешливых переглядываний актрис.

— Значит, новый монтировщик у нас образованный. Пойдите кто-нибудь и спросите у него, сколько стоит его инструмент.

Пришлось одной из молодых актрис, поднять подол длинного репетиционного платья и пойти в пыльный реквизиторский цех.

— Что возьмешь за горшочек? — высокомерно спросила она.

— 10 поцелуев примы! — ответил монтировщик.

— Как можно! — возмутилась актриса.

— Дешевле нельзя! — отрезал монтировщик.

— Ну, что он ответил? — спросила прима, когда актриса вернулась.

— Право и повторить нельзя! — ответила та.

— Ужас, что сказал!

— Так шепни мне на ухо. И актриса шепнула.

— Вот ... нахал! — рассердилась прима и высокомерно пошла было прочь, но ... бубенчики зазвенели так приманчиво... Ах, мой милый...

— Послушай, — сказала прима актрисе, — пойди спроси, а не возьмет ли он десяток поцелуев моих коллег?

— Нет, спасибо, — ответил монтировщик, — 10 поцелуев примы, а иначе горшочек останется у меня.

— Как это неприятно! — скривилась прима.

— Ну что ж, делать нечего! Придется вам окружить нас, чтобы не подсмотрели члены враждебной творческой команды.

Актрисы-подруги плотно обступили приму и загородили ее своими пышными юбками, как раз репетировали классическую комедию.

Монтировщик получил от примы 10 поцелуев, а прима от монтировщика — горшочек. Вот была радость! Весь вечер, до и после спектакля, да и весь следующий день, репетицию даже отменили, горшочек не снимали с плиты закулисного буфета. В городе не осталось ни одного театра, о котором бы, голодным, но довольным артистам, не стало известно, какое кушанье готовится в его закулисном кафе. Актрисы прыгали, радуясь улетучивающимся килограммам и хлопали в ладоши, — Мы знаем у кого сегодня сладкий суп и блинчики! Знаем, у кого коньяк и винегрет! Как интересно!

— Чрезвычайно интересно! — подтвердил-дежурный служебного входа, проглотив слюну.

— Да, но держите язык за зубами, чтобы ничего не узнал вражеский лагерь, — строго поучала прима.

— Конечно, как же иначе! — восклицали верные коллеги.

А монтировщик (то есть режиссер, которого все считали монтировщиком) даром времени не терял и смастерил трещотку. Стоило этой трещоткой махнуть, как она начинала играть все вальсы и польки, какие только существуют на белом свете.

— Какая прелесть! — воскликнула прима, услышав трещотку, когда разгримировывалась после спектакля. — Вот так попурри! В жизни не слыхала ничего лучше, ничего подобного никогда не предлагал наш композитор! Пойдите спросите монтировщика за сколько от отдаст этот инструмент. Лучшего для шантажа композитора и не придумаешь! Но целоваться я больше не стану, так и скажите!

— Он требует 100 поцелуев примы! — злорадно доложила подруга, побывав у монтировщика.

— Да он что, с ума сошел! — воскликнула прима и пошла к выходу, но шагнула только два раза и остановилась. — Надо поощрять народное творчество, — удивляясь значительности своих мыслей, произнесла она. — Но я ведь первая актриса в театре. Скажите монтировщику, что я по-вчерашнему дам ему 10 поцелуев, а остальные пусть получает от второстепенных актрис.

— Да, но нам не хотелось бы... — заупрямились те. — Это еще что такое! — воскликнула прима. — Уж если я согласилась поцеловать его, вы и подавно должны согласиться! Не забывайте от кого зависит, чтобы вы получали новые роли и не сидели всю жизнь в массовке с одной фразой: «Кушать подано!»

И актрисе пришлось еще раз отправиться к монтировщику.

— 100 поцелуев примы, — твердо стоял тот, — а нет, останемся каждый при своем.

— Станьте в круг! — скомандовала прима. И актрисы обступили ее, закрывая юбками и монтировщик принялся получать плату за трещотку.

— Что это за сборище в фойе? — спросил директор театра Петр Иванович, выйдя в коридор 1 яруса. — Что-то актрисы опять затеяли! Надо пойти посмотреть! Он поправил задки своих туфель, они у него были совсем стоптанные, по старой привычке после вечернего спектакля он переобувал эти удобные домашние тапочки. Ведь театр был для него дом родной. Спустился директор в фойе и потихоньку подкрался к актрисам, которые следили за правдой жизни в исполнении примы и были поглощены подсчетом поцелуев — надо же быть уверенным, что расчет с монтировщиком будет честь по чести, чтобы он получил не больше и не меньше того, что ему обещали. Никто поэтому и не заметил директора. Он стал на цыпочки.

— Это еще что за шутки! Такой сцены в новом спектакле нет! — крикнул он, увидев, что прима целуется с монтировщиком. В его сознании мелькнуло грозное лицо председателя профкома, раздувающего дело о моральном разложении в театре. От возможной перспективы такого развития событий, Петр Иванович в сердцах хлопнул приму туфлей по темени, как раз в ту минуту, когда монтировщик получал от нее 86 поцелуй.

— Вон отсюда! — заорал в гневе директор и выгнал из театра и монтировщика, и приму, к большой радости второстепенных актрис.

И вот теперь прима стояла на улице и плакала, монтировщик тихо бранился, а дождик поливал их обоих.

— Ах, я несчастная, — ныла прима, возмущенно проклиная директора театра. — Почему же я не согласилась на предложение режиссера маленького театра. Вот там бы со мной так не посмели поступить! Там бы меня ценили!

Меж тем монтировщик зашел за дерево, стер грим со своего лица, под которым прятал всю свою интеллигентность, вытащил из чемодана и облачился в костюм от Михаила Воронина и в таком виде появился перед примой. И так он был представителен и хорош собой, что прима не удержалась и, как в старинных спектаклях, сделал ему реверанс.

— Теперь я тебя презираю! — сказал режиссер. — Ты не захотела играть в настоящей пьесе, в истинном театре. Ни мудрой книги, ни прекрасной живописи ты не оценила, а согласилась целовать обычного монтировщика за безделушки! Поделом же тебе!

Он вернулся в свой театр и, крепко захлопнув за собой дверь, запер ее на замок. А приме только и осталось, что стоять да петь: «Ах, мой милый Аугустин, Все прошло, все!»

Алла Подлужная

Ушел из жизни выпускник самого первого курса академии искусств, студенческий билет которого был под № 1, кандидат искусствоведения, заслуженный деятель искусств, профессор Александр Иванович БУТАКОВ. Это был человек, взрастивший не одно поколение артистов, прививший им любовь к театру и потребность ему служить. Мы помним его и ценим то, что он нам дал. Вечная ему память.