Items filtered by date: ноября 2024

Невиданным мужеством российского воинства прославлена в веках Отечественная война 1812 года. Образы героев этой войны увековечил в своей исторической хронике «Денис Давыдов» советский писатель Николай Задонский. 195 лет назад, 10—11 июля 1812 года, южнее Могилева на Салтановской плотине русские храбрецы преградили путь прославленным войскам маршала Даву.

Во время той войны быстрое наступление французов на Вильно разобщило 1-ю и 2-ю русские армии. 1-я армия военного министра России Барклая де Толли отошла к Смоленску. 2-я, генерала Багратиона, под напором превосходящих сил противника отходила сначала на Минск, затем на Несвиж—Бобруйск и на Могилев.

Маленькая армия П.И. Багратиона (45—48 тыс.чел.) при отходе оказалась в кольце, которое быстро сжималось. План окружения и уничтожения 2-й армии был разработан самим Наполеоном. Его брат Иероним, король Вестфальский, имел войск в два раза больше, чем Багратион, но не смог решить поставленную задачу, так как не обладал военным дарованием. Поэтому Наполеон поручил своему лучшему полководцу маршалу Луи Даву взять на себя храброго Багратиона и не допустить соединения русских армий.

Даву стал самостоятельно распоряжаться 100-тысячным войском. Он знал, что армия Багратиона движется к Могилеву. Здесь русские должны быть остановлены и уничтожены. Даву поспешил занять город, перебросил в него лучшие дивизии и укрепил позиции.

Несколько видных могилевских чиновников и помещиков оказали помощь неприятелю. Первым присягнул на верность Наполеону (14 июля) с паствой Могилевский архиепископ Варлаам Шишацкий. Впоследствии, после изгнания французов из России, он был пострижен в монахи. Понесли наказание и чиновники-изменники.

9 июля 2-я русская армия находилась недалеко от Могилева.

«В условиях самого наивыгоднейшего местоположения, — писал Багратион царю, — армия прошла шестьсот верст, имея на плечах неприятеля, с обозами, ранеными и пленными, что растягивало армию на пятьсот верст. Одно непомерное желание в людях драться поддерживает их силы. Лошади приходят в изнурение. Не стали бы и люди изнемогать».

Но Багратион надеялся на свои войска. Он имел даже намерение, заняв Могилев, задержать здесь, насколько возможно, дальнейшее продвижение французов.

Узнав, что город занят, Багратион приказал атаману Матвею Ивановичу Платову немедленно разведать, в каких силах неприятель. Казаки сначала донесли, что, по всей вероятности, в городе стоит небольшой гарнизон, так как особого движения войск на дорогах не замечается. Багратион решил прорваться через Могилев с боем. Он приказал 7-му пехотному корпусу генерала Раевского (15 тыс. чел.) сосредоточиться в районе Дашковки, затем выйти к деревне Салтановка, на южных подступах к городу.

Но вскоре Платов захватил несколько новых «языков» и добился более точных сведений. 11 июля на рассвете Багратион, ночевавший в пятнадцати верстах от Салтановки, получил тревожное донесение. В Могилеве был сам маршал Даву с несколькими укрытыми дивизиями, а на подходе — остальные войска корпуса. Стал понятен замысел Даву, который хитрит, заманивает к городу, желая навязать сражение на выгодных для него позициях.

Багратион склонился над картой и задумался. Положение создавалось опасное. У Даву под рукой не менее шестидесяти тысяч войск и в любую минуту обеспеченная помощь. Идти на Могилев никак нельзя, можно потерять армию. Лучше было бы переправиться через Днепр южнее Могилева и выйти по Мстиславской дороге к Смоленску.

Оставалась одна надежда на генерала Н.Н. Раевского. Войска его стояли у Салтановки, лицом к лицу с неприятелем.

Сражение должно завязаться с часу на час. Однако главная задача заключалась в том, чтобы убедить Даву, что 2-я армия не имеет никаких иных намерений, как овладеть Могилевом. Только в этом случае Даву придержит основные силы в городе и будет заниматься укреплением избранных им самим позиций. Это облегчит положение Раевского, а мы тем временем сумеем переправить армию через Днепр.

В раздумье Багратиону представился вдруг маршал, каким видел его пять лет назад в Тильзите. Мрачный, подозрительный. Такого нелегко ввести в заблуждение. Конечно, атака войск Раевского послужит хорошим доказательством желания русских прорваться к городу. Но этого мало! Необходимо собрать всех платовских казаков, чтобы гарцевали близ городских стен и производили суматоху. А еще лучше перевести через реку несколько своих полков и появиться у города с противоположной стороны.

План у Багратиона созрел быстро. Через час адъютанты и ординарцы скакали с его приказом в разных направлениях. А на Днепре, у Нового Быхова, застучали топоры. Саперы спешно начали наводить переправу.

Салтановка, расположенная на возвышенности, была сплошь окружена густыми лесами. Французская пехота генералов Дессе и Компана, еще с вечера занявшая деревню, была надежно укрыта. Несколько замаскированных батарей, поставленных впереди, держали под огнем дорогу на Дашковку, которая, выйдя из леса, спускалась в овраг, пересекала плотину через широкий ручей, затем поднималась к Салтановке. Французы плотину разрушили, устроив в овраге всевозможные заграждения.

Войска Раевского, показавшиеся утром на дашковской дороге, очутились сразу под сильным огнем.

Раевский остановил войска, выдвинул вперед пушки. Завязалась артиллерийская перестрелка.

Одновременно Раевский приказал одной из пехотных дивизий под командой генерал-майора Ивана Федоровича Паскевича обойти лесом дорогу, выйти к Салтановке и атаковать правый фланг противника. За ней следовал и Ахтырский гусарский полк. Вскоре он вынужден был возвратиться — густой лес сковывал действия кавалерии. Ахтырцев поставили в резерв, позади пехоты.

Раевский со штабом находился на лесной просеке, откуда хорошо просматривалась вся окрестность. Николай Николаевич понимал, что позиции врага почти неприступны. Он еще не знал, какие силы защищают Салтановку, но, судя по мощности неприятельского огня, догадывался, что там сосредоточено войск куда больше, чем предполагалось. Тем не менее генерал со свойственным ему спокойствием хладнокровно и искусно исполнял свое дело.

Через час-полтора огонь противника ослабел. Русские артиллеристы удачно накрыли две вражеские батареи. Тогда Раевский двинул к неприятельским позициям два полка егерей, которые, перебравшись через овраг, достигли передних салтановских укреплений. Закипел штыковой бой, и в него была послана вся остальная пехота. Однако прорвать густые колонны французов, в три-четыре раза превосходивших силами, не удалось. Нанеся чувствительный урон противнику, русская пехота вынуждена была отступить. Последующие яростные атаки успеха не принесли. В связи с этим Раевский приказал остановить войска у плотины и перестроить.

Ахтырцы заняли место ушедшей в наступление пехоты. Николай Николаевич неотрывно смотрел в подзорную трубу на плотину, ясно сознавая, что наступает самый ответственный момент сражения.

В это время он получил донесение от адъютанта генерала Паскевича, что нападение русских на правый фланг произведено успешно, смято несколько французских батальонов. Солдаты дерутся отважно. Дважды ходили в штыки. Но противник беспрерывно усиливает давление, и против дивизии уже скопилось не менее десяти тысяч французов.

Оценив обстановку, генерал помчался к плотине. Спустившись в овраг, Раевский понял, что надо немедленно ударить в штыки, не теряя ни минуты. Впереди других, перед плотиной, стоял Смоленский пехотный полк. Его солдаты колебались, так как свинцовый град ежеминутно изменял положение. В этом полку находился сын генерала Александр, семнадцатилетний прапорщик, а младший сын — одиннадцатилетний Николенька — был рядом с отцом вместе со штабными офицерами.

Соскочив с лошади, Раевский с Николенькой солдатским шагом направился к смоленцам. Он был уже в нескольких шагах от передних рядов, как вдруг полковое знамя опустилось, пуля сразила знаменосца. Александр Раевский быстро перехватил древко и, высоко подняв знамя над головой, шагнул к отцу, заняв место рядом.

Войска на мгновенье словно замерли. Любимый всеми генерал бесстрашно шел к плотине под огнем противника, не щадя ни себя, ни детей. Неизъяснимое чувство ужаса и восторга охватило офицеров и солдат. После призыва Раевского, что он с сыновьями вместе идет вперед, солдаты в едином порыве рванулись за генералом. Мощная лавина хлынула через плотину, все сметая и истребляя на своем пути. Французы напора не выдержали. Вся широкая дашковская дорога до самой Салтановки густо покрылась трупами в синих чужеземных мундирах.

К исходу 11 июля французы удержали Салтановку и готовились к продолжению сражения. Впервые с начала войны линейные русские войска схватились грудью с французами и, несмотря на их явное численное превосходство, устояли, нанесли огромный урон противнику, проявили полное бесстрашие. Необходимо отдать должное и генералу Раевскому. Его подвиг — пример редкого героизма и самопожертвования, который воодушевил солдат и командиров и спас от гибели всю 2-ю армию…

…После сражения штаб корпуса расположился в Дашковке. «Единая храбрость и усердие российских войск, — писал Раевский донесение Багратиону, — могли избавить меня от истребления толико превосходным неприятелем и в толико невыгодным для меня месте. Я сам свидетель, как многие штаб-, обер- и унтер-офицеры, получа по две раны, перевязав оные, возвращались в сражение, как на пир; не могу довольно похвалить храбрость и искусство артиллеристов. В сей день все были герои!»

Когда в ходе боя выяснилось, что перед русским войском находятся главные силы корпуса Даву, видя невозможность прорыва, Петр Иванович Багратион, завершив проведенный отступательный маневр, 12 июля с присоединившимся к нему корпусом Раевского отошел на Смоленск через Мстиславль и 22 июля соединился с 1-й армией Барклая де Толли.

…Ни один из тщательно продуманных грандиозных планов Наполеона не осуществился. Разъединить и разбить по частям русские армии не удалось. Барклай де Толи не остановился в Дрисском лагере и не дал сражения под Витебском. Полководец суворовской школы Багратион дважды, словно мальчишку, обманул маршала Даву и привел свои войска в Смоленск.

В дальнейшем при Бородино  П.И. Багратион командовал левым крылом русской армии, проявил исключительную стойкость и личную храбрость, был тяжело ранен. Отправлен в село Симы Владимирской губернии, в имение своей тетки, княгини Голицыной. Начал поправляться, передвигался на костылях по комнате. Услышав о занятии Москвы французами, князь Багратион в гневе сорвал с себя повязки, растравил раны, вызвав гангрену, и 12 сентября скончался на 47-м году жизни.

В кровопролитных столкновениях с русскими арьергардами французы, несмотря на превосходство в силах, нигде не добились решительного успеха. Русские солдаты дрались, как львы, а русские генералы оказались во многих случаях искусней прославленных французских маршалов…

P.S. От редакции. Имя Багратиона сейчас носят улицы в нескольких городах Беларуси (Волковыск, Лида и др.) В Волковыске ему поставлен памятник. На доме, где он жил, — мемориальная доска, открыт военно-исторический музей.

В Могилеве, где немало улиц названы именами русских и советских полководцев (Суворов, Черняховский, Рыбалко и др.), на Могилевщине даже никогда не бывавших, память выдающихся военачальников П.И. Багратиона и Н.Н. Раевского не увековечена никак. О героизме их и всех, кто сражался в той битве 1812-го, напоминает только мемориальная часовня на 12-м км шоссе Могилев—Бобруйск, поставленная к ее 100-летию в 1912 г.

Сражение под Салтановкой в Википедии

№ 48(1350)

Историю делают личности. С данным утверждением как-то трудно не согласиться. Вспомните, в конце концов, Наполеона, Петра I, Григория Распутина, Сталина, Ленина… Впрочем, история Беларуси и, в частности, история Могилевщины тоже хранит множество великих и славных имен. Некоторые из них хорошо знакомы широкой общественности, а вот отдельные несправедливо преданы забвению.

Сегодняшняя Могилевщина впечатляет многих — и местных жителей, и иноземных гостей. И сам город, и его окрестности стали свидетелями и непосредственными участниками множества значимых исторических событий. Конечно, такой, какая она есть сейчас, Могилевщина стала не сразу, она прошла долгий и очень непростой путь в своем становлении и развитии, и значительную, если не первостепенную, роль в этом сыграли отдельные личности. И личности эти, несомненно, заслуживают того, чтобы о них знали потомки.

Данной статьей газета «Вечерний Могилев» открывает цикл публикаций, посвященный могилевским губернаторам, председателям облисполкома — людям, которые в разное время управляли нашим краем, которые по мере сил и возможностей старались сделать его лучше и красивее. Справедливости ради заметим, «готовых» источников (монографий, учебников и пр.) по данной теме на сегодняшний день нет. Информация имеется лишь в исторических документах, родословных книгах, словарях, мемуарной и прочей литературе, а потому материалы, опубликованные в нашей газете, наверняка для многих станут своеобразным пособием в изучении истории города. Наконец, не можем не сообщить о человеке, оказавшем колоссальное содействие в подготовке данных материалов. Краевед Михаил Владимирович ШИМУКЕНУС в течение нескольких лет изучал обозначенную тему, он же предоставил редакции написанный им, нигде ранее не публиковавшийся краткий биографический очерк о людях, стоявших во главе нашего края в период с 1772 по 1917 гг.

Считаем вполне логичным, предваряя повествование о деятельности той или иной исторической личности, опубликовать список могилевских губернаторов и руководителей облисполкома с момента создания Могилевской губернии и по сегодняшний день.

Михаил Васильевич Каховский (1772—1777),
Петр Богданович Пассек (1778—1780(81),
Василий Васильевич Каховский (1780),
Николай Богданович Энгельгардт (1782—1790),
Сергей Кузьмич (в некоторых источниках — Козьмич) Вязьмитинов (1777 (?), 1790),
Герасим Иванович Черемисинов (1790—1793, 1794—1796),
Федор Богданович Энгельгардт (1793).

В 1796 году Могилевская губерния была упразднена и возобновлена вновь спустя шесть лет в 1802 году.

Семен Семенович Жегулин (1802—1803),
Михаил Михайлович Бакунин (1803—1808),
Петр Иванович Фон-Берг (1808—1811),
Дмитрий Александрович Толстой (1811—1818),
Федор Иванович Меллер-Закомельский (1819—1822),
Иван Данилович Вельсовский (1822—1825),
Иван Федорович Максимов (1825—1828),
Михаил Николаевич Муравьев (1828—1831),
Егор Ильич Бажанов (1832—1837),
Иван Максимович Васильевич Марков (1837—1839),
Сергей Петрович Энгельгардт (1839—1844),
Петр Павлович Протейкинский (исполняющий обязанности, вице-губернатор с 2.03.1844 по 10.04.1845),
Михаил Михайлович Гамалея (1845—1854),
Николай Александрович Скалон (1854—1857),
Александр Петрович Беклемишев (1857—1868),
Павел Никанорович Шелгунов (1868—1870),
Василий Дмитриевич Дунин-Барковский (1870—1872),
Александр Станиславович Дембовецкий (1872—1893),
Дмитрий Николаевич Мартынов (1893),
Николай Алексеевич Зиновьев (1893—1901),
Михаил Константинович Семякин (1901—1902),
Николай Михайлович Клинкенберг (1902—1905),
Дмитрий Федорович фон-Багман (1905—1908),
Карл Станиславович Нолькен (1908—1910),
Александр Иванович Пильц (1910—1916),
Дмитрий Георгиевич Явленский (1916—1917).

Председатели Могилевского облисполкома:

Иван Федорович Терехов (1939—07.1941),
Иосиф Митрофанович Кардович (01.1944—1951),
Яким Александрович Жилянин (1951—1961),
Петр Адамович Ливицкий (1961—1963),
Глеб Александрович Криулин (сельск.) (1963—1965),
Михаил Федорович Заворотный (пром.) (1963—1965),
Василий Константинович Луцкин (1965—1974),
Виталий Викторович Прищепчик (1974),
Анатолий Васильевич Маслаков (1974—1985),
Алексей Александрович Янович (1985—1987),
Александр Трофимович Кичкайло (1987—1989),
Николай Федорович Гринев (1989—1994),
Александр Николаевич Куличков (1994—1999),
Михаил Владимирович Дражин (1999—2000),
Борис Васильевич Батура (с 2000 г.).

№  50(1352)

Датой создания Могилевской губернии можно считать далекий 1772 год, причем произошло это знаменательное в истории событие по итогам первого раздела Речи Посполитой согласно указу Екатерины II от 28 мая 1772 года. Земли, присоединенные к России, и составили белорусское генерал-губернаторство, которое разделилось на две губернии — Могилевскую и Псковскую (с 1776 года — Полоцкую). При этом само белорусское генерал-губернаторство возглавлял Захар Григорьевич Чернышев, а во главе Могилевской губернии был поставлен Михаил Васильевич Каховский.

До столь ответственной службы Каховский отличился в делах военных, даже был руководителем русских войск в Польше, участвовал в боях с католиками-конфедератами. На должность губернатора Михаил Васильевич был назначен в 1772 году. И хоть, по свидетельствам современников, был он человеком честным, скромным и добрым, находящимся в почете у Екатерины II, служба его не была легкой и безоблачной. Дело в том, что уж весьма часто конфликтовал Каховский с лицом начальствующим — Захаром Григорьевичем Чернышевым, обижался и протестовал против неуважения к своей особе. Между тем, к безоговорочной власти могилевский губернатор не стремился: есть сведения, что он не раз просил Екатерину II об отставке. Просьба его была удовлетворена лишь спустя шесть лет после вступления в должность — в 1778 году. Впрочем, существует мнение, что истинной причиной отставки Каховского явились его, мягко говоря, напряженные отношения с местной шляхтой. По крайней мере, за год до его отставки на имя императрицы была подана жалоба на губернатора с довольно весомыми обвинениями. Опять же истории известен и такой факт: якобы еще до официальной отставки Каховского некоторое время его функции выполнял Сергей Кузьмич (в отдельных источниках — Козьмич) Вязьмитинов, которому, к слову, через несколько лет судьба предоставит возможность стоять во главе нашего края, правда, опять же совсем непродолжительное время.

Между тем, отставка Каховского стала поводом избрать нового губернатора. Надо заметить, что в конце 18 века Могилевская губерния имела высокий статус, Могилев же считался столицей Северо-Западного края. А потому должность здешнего губернатора считалась престижной, следовательно, претендовать на нее мог лишь известный в придворных кругах человек. И неудивительно, что данное назначение делала сама императрица. Она-то и посчитала достойным занимать эту должность Петра Богдановича Пассека. Впрочем, у Екатерины II с этим человеком были свои счеты: когда Пассек еще был капитаном лейб-гвардии Преображенского полка, он способствовал воцарению императрицы. Так что он вполне мог рассчитывать на то, что былые заслуги будут ему зачтены.

Однако практически во всех сохранившихся до наших дней источниках-свидетелях тех времен Пассек характеризуется ну очень отрицательно. Вот одна из наиболее мягких характеристик, оставленная неизвестным французским путешественником: «…взгляд у него (Пассека — Авт.) гордый, и покуда он не заговорит, по выражению лица можно думать, что он умен». Описания другого «летописца тех времен» Гавриилы Добрынина куда более откровенны: дескать, интересы губернатора ограничиваются «лишь картами, любовницей, побочным сыном и титулом губернским». Ленивый, развратный, корыстолюбивый, тщеславный — это все о нем, о Пассеке. К тому же имя данного человека частенько фигурировало в судебных делах. Он имел невыплаченные огромные долги, ради наживы не брезговал ничем. Есть свидетельства, что обманным путем завладел имуществом своего племянника, опекуном которого он был; незаконно завладел бриллиантами, конфискованными на Толочинской таможне у княгини Моргании (Радзивилл), и пр. К слову, несмотря на свои «связи» (как-никак сама императрица его назначила губернатором), Пассек нередко получал выговоры и взыскания от непосредственного начальства — Захара Григорьевича Чернышева. Однако на посту Пассек продержался довольно долго: с 1778 по 1781 служил могилевским губернатором, а после отъезда Чернышева в Москву с 1782 по 1796 гг. — белорусским генерал-губернатором.

Согласно некоторым данным, в 1780 году некоторое время нашим краем управлял брат первого могилевского губернатора Василий Васильевич Каховский. С одной стороны, это кажется невозможным (а как же Пассек?). Однако если учесть тот факт, что Чернышев, решая вопрос о своей отставке, на какое-то время отбыл в столицу, а замещал его как раз таки Пассек, то ситуация предстает вполне реальной. Тем более, если все происходило на неофициальном уровне. Как замечает могилевский краевед Михаил Владимирович Шимукенус, в таких случаях вполне справедлив принцип: все, что нельзя доказать и нельзя опровергнуть, имеет право на существование.

№ 52(1354)

Итак, после ленивого и тщеславного Пассека, все интересы которого, как помним, ограничивались «картами, любовницей, побочным сыном и титулом губернским», во глава Могилевского края был поставлен вице-губернатор Николай Богданович Энгельгардт. Надо заметить, свою миссию он выполнял 8 лет. Однако современники деятельность Энгельгардта оценивали противоречиво. Так, сын губернатора Лев Николаевич Энгельгардт в своих записках оценивает роль папеньки в переустройстве Могилевской губернии ну очень высоко. В частности, замечает, что сама Екатерина лично знала нашего губернатора и ставила его в пример, другим чиновникам. А вот один, из тогдашних «летописцев» Гавриила Добрынин, служивший в Могилеве на разных должностях, в том числе и губернским секретарем, о Николае Богдановиче отзывается следующим образом: «Муж ростом высокородный, собою видной, здоровой брюнет, любящий до безумия собственную пользу; труду и должности, в которой определен, «непримиримый враг». Что ж тут скажешь? За давностью лет трудно разобраться, что за человек был этот Энгельгардт, однако, как уже говорилось выше, на посту могилевского губернатора он пробыл 8 лет, в отставку ушел по причине болезни в марте 1790 года. Более того, за особые заслуги императрица жаловала ему в аренду староство Мстиславское.

А тем временем на смену Энгельгардту пришел… его родственник, а именно — зять Сергей Кузьмич (в некоторых источниках его отчество несколько видоизменено — Козьмич) Вязьмитинов. Однако назначение это было временным, в должности губернатора он пробыл всего несколько месяцев. Как мы уже писали в прошлом номере, есть мнения, что Вязьмитинов губернаторствовал на Могилевщине и в 1777 году. То, что данный человек был правителем нашего края столь непродолжительное время, отнюдь не указывает на его «недостойность» занимаемой должности. Наоборот, Вязьмитинов был птицей высокого полета. В разные годы он участвовал в сражениях и даже возглавлял воинские полки и корпуса, был военным губернатором в Оренбурге, Каменец-Подольске, Малороссии, комендантом петербургской крепости и пр. Кроме того, он был человеком начитанным, театралом, даже сам пробовал силы в литературе. Кстати, есть сведения, что его единственное сочинение — опера «Новое семейство» — впервые было показано наследнику Павлу Петровичу при проезде его с женой в 1781 году через Могилев. Премьера состоялась в имении генерал-губернатора Могилевской и Псковской губерний Захара Григорьевича Чернышева (об этом человеке мы писали выше). Позже пьеса ставилась несколько сезонов в Москве, Петербурге, провинциях. А причина назначения Вязьмитинова могилевским губернатором, скорее всего, была до обидного банальной — Сергею Кузьмичу просто требовалось на некоторое время перевести дух, найти службу поспокойнее после ранения в русско-турецкой войне. Впрочем, говорить о том, что этот человек был далек от знания края, которым, пусть и недолго, но управлял, тоже несправедливо — как-никак он долгое время служил при Чернышеве, в том числе 6 лет — генерал-адъютантом. К слову, за учреждение белорусских губерний Вязьмитинову было пожаловано 800 душ. Последующие годы этого человека, были ознаменованы сплошь высокими должностями и постами: он был членом Государственного Совета, первым в России министром военно-сухопутных сил, генерал-губернатором Петербурга. А в 1818 году получил титул графа. Что уж тут скажешь! Поистине достойных людей знавала земля могилевская!

№ 54(1356)

90-е годы XVIII века в могилевской истории — едва ли не самые запутанные в определении губернаторов. И хоть сохранилось довольно много сведений о том периоде времени, но все они полны противоречий. Так, из авторитетных источников известно, что в 1790 году после краткосрочного пребывания в чине губернатора Сергея Кузьмича Вязьмитинова во главе нашего края был поставлен Герасим Иванович Черемесинов. Он управлял краем 6 лет и был уволен с должности в 1796 году. Между тем, другие не менее авторитетные источники свидетельствуют, что в обозначенный период Черемесинов занимался совсем иной деятельностью: начал карьеру в армии, дослужился до полковника. Впрочем, еще до 90-х годов Герасим Иванович, что называется, отметил свое присутствие на Могилевщине: он был директором камерных дел Могилевской камерной экспедиции, директором экономии могилевской казенной палаты и даже вице-губернатором. Что же касается характеристики его как человека, то мемуарист Добрынин в своих отзывах был крайне язвителен: «Молчаливый до бессловесности, упрямый до бесконечности и ни в чем не сведущий».

Как мы уже писали, наблюдается чрезвычайная путаница в определении губернаторов тех лет. Так, в родословных книгах Власьева есть упоминание, что в 1793 году губернатором Могилева был Федор Богданович Энгельгардт — брат Николая Богдановича Энгельгардта, о котором мы писали в прошлом номере. Причем упоминает данный факт лишь один-единственный, названный выше источник. Однако краевед Михаил Владимирович Шимукенус склонен полагать, что Федор Богданович вполне мог недолгое время стоять во главе края. Для этого есть как минимум два объяснения: во-первых, ему мог составить протекцию брат либо Сергей Кузьмич Вязьмитинов (как помним, он состоял с Энгельгардтами в родстве), во-вторых, в ряде изданий дата губернаторства Черемесинова часто разделяется на два периода — 1790—1793 и 1794—1796.

Впрочем, и далее ясности немного. Так, споры вызывает и определение даты губернаторства Семена Семеновича Жегулина. Известно, что этот человек работал чиновником в аппарате белорусского генерал-губернаторства в 90-е годы XVIII века. В мемуарной и исторической литературе упоминаются даты, когда он управлял могилевским краем, — 1794—1796 (опять парадокс?) и 1802—1803. Как раз таки последняя дата выглядит наиболее правдоподобной, так как в 1796 году Могилевская и Полоцкая губернии были упразднены, а вместо них создана Белорусская губерния. Между прочим, Жегулин был первым руководителем этой губернии в 1796—1797 годах.

Сменил Семена Семеновича на посту Михаил Михайлович Бакунин. Он, как и абсолютное большинство руководителей подобного уровня, имел за плечами целый ряд заслуг: прошел военную службу, отличился в Польше во время конфедерации. Должность могилевского губернатора Бакунин занимал с 1803 по 1808 годы, и это время стало для него своеобразной стартовой площадкой для дальнейшего продвижения. В 1807 году Михаил Михайлович получил чин тайного советника, а спустя год стал губернатором Санкт-Петербурга. К слову, большинство упоминаний имени Бакунина в литературе относится именно к этой его должности.

В Могилеве между тем губернаторствовать начал действительный статский советник Петр Иванович Фон-Берг. Сохранились сведения, что именно в годы, когда данный человек был у власти, большое внимание уделялось статистическому изучению губернии: составлялись отчеты о состоянии промышленных предприятий, алфавитные табели землевладельцев по уездам, а в последний год правления фон Берга (1811) были изданы так называемые ревизские сказки по всем уездам Могилевской губернии.

№ 56(1358)

В тяжкое время войны с Наполеоном управлять нашим краем был призван граф Дмитрий Александрович Толстой, который на должность губернатора был назначен в 1811 году. Происходил Дмитрий Александрович из знатного дворянского рода. Род этот владел знаменитым «грудиновским» имением, о величии которого пока еще можно судить по сохранившимся до наших дней остаткам. Увы, но дворцовопарковый ансамбль потихоньку умирает… Могилевский губернатор был внуком того Толстого, который и дал жизнь «грудиновскому» имению. Между тем, известность в литературе Дмитрий Александрович получил в связи с событиями войны 1812 года. Когда 7 июля 1812 года могилевский губернатор граф Толстой узнал о приближении французской армии, он и не думал покидать город. Остался до прихода врага, чтобы предотвратить беспорядки и организовать оборону. В отдельных источниках есть сведения, что Дмитрий Александрович Толстой, узнав о подступах врага к городу, послал всего несколько десятков человек внутренней стражи навстречу неприятелю. Стражники дошли до первых французских пикетов, взяли в плен француза и от него получили дополнительные сведения. На следующий день воины внутренней стражи храбро встретили вражеские разъезды. В 1818 году Толстого не стало, однако до этого времени он пребывал в должности губернатора и даже получил чин тайного советника.

В 1819 году в губернскую должность вступил барон Федор Иванович Меллер-Закомельский, который ко всему прочему имел чин действительного статского советника. Нашим краем Федор Иванович управлял до 1822 года. Увы, но сведений об этом человеке почти не сохранилось, впрочем, как и о его последователе — также действительном статском советнике Иване Федоровиче Максимове, который губернаторствовал с 1822 по 1825 год.

Зато куда больше известно о следующем могилевском губернаторе, также имевшем чин действительного статского советника, Михаиле Николаевиче Муравьеве. Он пришел на должность в 1828 году. А до этого был славен тем, что в 1810 являлся организатором Московского общества математиков, впоследствии превратившегося в училище колонновожатых. В конце 1811 поступил на военную службу, во время Бородинского сражения был ранен. Несколько лет спустя примкнул к декабристам, правда, «откреститься» от этой своей деятельности. Однако в 1825 был арестован и подвергнут допросам. И все же Муравьев смог оправдаться, более того, ему даже удалось заслужить доверие Николая I и продолжить службу в Министерстве внутренних дел, стремительно сделать карьеру. К слову, губернаторство в Могилеве стало для этого человека лишь очередной ступенькой для карьерного роста. Впрочем, благодаря Муравьеву мы, сегодняшние могилевчане, имеем возможность отдыхать в так называемом театральном сквере. Его основал как раз таки могилевский губернатор на месте городских оборонительных сооружений. Раньше название сквера говорило само за себя — Муравьевский. А в 1888 году на территории сквера было построено здание театра.

Однако в истории (не только белорусской, но и российской) Муравьев предстает как довольно суровый чиновник. Он беспощадно подавлял польское восстание 1830—1831 годов, а на вопрос, не родственник ли он повешенному С.И. Муравьеву-Апостолу, когда-то отвечал: «Я не из тех Муравьевых, которые были повешены, а из тех, которые вешают». Позже со знанием дела подавлял восстания в Беларуси и Литве в 1863, получив за это от царя титул графа, а в обществе — прозвище «вешатель».

Во время губернаторства в Могилеве Муравьев вел активную «внешнюю» политику: так, в 1830 году представил императору Николаю I записку о необходимости преобразования учебных заведений в Западном крае, немедленного введения в них русского языка и устранения латинского духовенства от участия в образовании и воспитании юношества; в 1831 г. он настаивал на закрытии Виленского университета как рассадника мятежа. Уже будучи далеко не молодым человеком, во время следственной комиссии Муравьев как-то произнес фразу, охарактеризовавшую его сполна: «Я стар, но или лягу костьми своими, или дойду до самого корня зла». Между тем, несмотря на деспотичность и крутой нрав, многие исследователи склонны считать Муравьева думающим чиновником и талантливым организатором.

№ 58(1360)

Увы, но сведения о многих могилевских губернаторах очень и очень скудны. Например, нашим современникам практически ничего не известно о деятельности таких людей, как Егор Ильич Бажанов — действительный статский советник, управлявший нашим краем с 1832 по 1837 годы, или Иван Максимович Васильевич Марков — он также был действительным статским советником, а годы его правления — 1837—1839. Его преемник Сергей Петрович Энгельгардт (фамилия эта уже не в первый раз встречается в наших публикациях) до того, как стать могилевским губернатором в 1839 году, служил как на военной, так и на гражданской службе.

Нашим краем Сергей Петрович управлял около пяти лет — до 1844 года, затем его на посту сменил Петр Павлович Протейкинский. Но справедливости ради стоит отметить, что Протейкинский, являясь надворным советником, лишь исполнял губернаторские обязанности, причем весьма недолго — около года. Уже в 1845 году во главе нашего края стал действительный статский советник Михаил Михайлович Гамалея. Вот уж где была целеустремленная личность! Судите сами, на военной службе Гамалея дослужился до подполковника, на гражданском поприще достиг чина тайного советника, являлся членом Совета МВД. Впрочем, пребывая в должности могилевского губернатора, Михаил Михайлович также имел авторитет довольно щепетильного и ответственного чиновника. Около девяти лет Гамалея стоял во главе нашего края, его отставка имела место в 1854 году. После чего три года на губернаторской должности пребывал Николай Александрович Скалон. Подобная деятельность была для него не новой — в свое время Скалон был архангельским (1846 г.) и черниговским (1849 г.) вице-губернатором, до этого служил в армии и военных штабах. Возможно, Николай Александрович правил бы нашим краем и более продолжительное время, но жизнь его оборвалась 2 ноября 1857 года.

Однако следующий могилевский губернатор отличился тем, что оставил весьма заметный след в истории Могилевщины. Александр Петрович Беклемишев в свое время окончил императорский Царскосельский лицей, занимал различные должности на гражданской службе в Прибалтике. А в 1852 году ему даже довелось служить курляндским вице-губернатором. Руководить нашим краем Александр Петрович был поставлен в 1857 году, и он практически сразу же занялся тем, что продолжил начинания Муравьева по благоустройству губернского города. Имя Беклемишева даже носил сквер в форме правильного круга, устроенный на губернаторской площади. По инициативе этого человека в 1866 году началось строительство Крестовоздвиженской церкви. Именно при Александре Петровиче в 1867 году в Могилеве был открыт музей. Интересный факт: после смерти Беклемишева в 1877 году его тело было предано земле неподалеку от Могилева — в д. Княжицы.

С 1868 по 1870 год в должности могилевского губернатора состоял Павел Никанорович Шелгунов. Личность этого человека в истории Беларуси примечательна тем, что он одним из последних общался с известным многим из нас еще по школьным учебникам Кастусем Калиновским — героем национально-освободительного движения на территории Литвы и Беларуси. Однако об этом чуть позже. Родился же Павел Никанорович в дворянской семье, окончил дворянское училище. К 1863 году Шелгунов был полковником, в этом же году возглавил Особую следственную комиссию по политическим делам. Что касается личностных качеств Павла Никаноровича, то М.В. Шимукенус в своем очерке пишет, что Шелгунов «отличался интеллигентностью, лояльностью к повстанцам». Современник событий 1863 года Л. Масолов отмечал, что будущий могилевский губернатор «отличался терпением, устойчивостью в занятиях и проницательностью, детально работал в конце 1863 года над раскрытием организации». Начальник особой канцелярии виленского генерал-губернатора И. Никотин называет Павла Никаноровича «стойким по своим убеждениям». Впрочем, известно, что следствие по делу Калиновского Шелгунов закончил всего за месяц, после чего быстро пошел на повышение: получил генеральские погоны и был назначен минским губернатором — сначала военным, а потом гражданским. Как уже указывалось выше, в 1868 году аналогичную должность он занял и на Могилевщине.

Следующим за ним губернатором стал действительный статский советник Василий Дмитриевич Дунин-Барковский (годы его правления — 1870—1872). Он в свое время окончил Царскосельский лицей, служил чиновником в различных учреждениях Черниговской губернии. Как отмечает краевед М.В. Шимукенус, назначение Дунина-Барковского на столь ответственную должность вызывает определенное удивление, ведь на Черниговщине тот занимал в основном второстепенные посты — например, был попечителем богоугодных заведений.

№ 62(1364)

На должность губернатора нашего края Александр Станиславович Дембовецкий заступил в 32 года — 30 марта 1872 г. За 12 лет до этого он окончил Киевский университет и поступил на службу в Министерство внутренних дел. Затем служил в разных должностях в прибалтийских губерниях, 6 лет состоял чиновником в отделении собственной Его Императорского Величества канцелярии. Когда в 1872 году он получил назначение могилевским губернатором, Александр III напутствовал его следующим образом: «Могилевская губерния уже давно находится в расстроенном состоянии. Сделай все возможное для восстановления ее сил». Действительно, в тот период у города были большие долги, и Дембовецкий принял волевое решение — все долги надо выплатить. Отчасти этому должно было способствовать усиление дисциплины и ответственности чиновников, экономия в расходах губернаторского аппарата. Уделял Александр Станиславович огромное внимание вопросам улучшения хозяйственной жизни края, развитию культуры. Так, при нем был построен театр, здание женской гимназии, реального и епархиального училищ, открыта фельдшерская школа, большое внимание уделялось возведению жилья, разработан план благоустройства города. Известно, что театр возводился на народные деньги, и когда их не хватало, Дембовецкий изыскивал разные возможности, чтобы строительство не остановилось. Например, в Могилевском музее этнографии сохранилась копия письма губернатора помещику Храповицкому, которого Александр Станиславович просит оказать помощь в деле возведения театра. Вполне возможно, что подобные письма он рассылал и другим адресатам. При Дембовецком в 1872 году в Могилеве на городском валу был разбит сад, получивший имя губернатора — сад Дембовецкого, построены водопровод и фонтан, расширялись улицы и т. д. В 80-х гг. XIX века он ратовал за проведение через Могилев железной дороги. К слову, дорога появилась-таки в нашем городе, но уже не во время правления Александра Станиславовича: в тот период желание губернатора не осуществилось из-за экономического кризиса в России. И все же к концу 1880-х — началу 1890-х годов Могилевская губерния существенно преобразилась, стала одной из процветающих и прогрессивных в Российской империи.

Помимо всего прочего, Дембовецкий возглавлял могилевский статистический комитет, под его руководством и редакцией был составлен и издан уникальный труд — «Опыт описания Могилевской губернии в трех книгах в историческом, физико-географическом, этнографическом, промышленном, сельскохозяйственном, лесном, учебном, медицинском и статистическом отношениях с двумя картами губернии и 17 резанными на дереве гравюрами видов и типов». Такого полного описания края не имела ни одна российская губерния. К слову, в Могилевском музее этнографии хранится экземпляр «Опыта описания Могилевской губернии…» с личным автографом Александра Станиславовича — посвящением одному из авторов труда — в то время начальнику женской гимназии К.Н. Кравченко. Всего же над трехтомником работало около 30-ти специалистов различных научных направлений. Также Дембовецкий являлся организатором археологических экспедиций по Могилевщине и выставок находок археологов в Могилеве и Вильно, содействовал изданию различных научных трудов.

В 1893 году Александр Станиславович вынужден был оставить службу на посту губернатора нашего края, так как его ожидало новое повышение по службе — он был назначен сенатором и покинул Могилев. Уже пребывая в должности сенатора высшего органа государственного управления, в 1894 году Дембовецкий получил звание почетного гражданина Могилева — об этом перед императором ходатайствовала могилевская городская дума. Вообще же, наград у Александра Станиславовича было немало, в том числе и одна из самых почетных в Российской империи — орден Белого Орла.

Конечно же, личность такого человека, как Дембовецкий впоследствии была окутана множеством преданий и тайн. До сих пор ходят споры о месте захоронения Александра Станиславовича (в качестве одной из версий рассматривается даже известный курорт Баден-Баден). Но, пожалуй, самый интригующий домысел — о том, что Дембовецкий якобы внебрачный сын царя Александра II. Мол, его специально «сослали» на периферию, дабы не напоминал о вольностях и утехах государя. Тем более, очень заметно внешнее сходство могилевского губернатора и царя. Однако каких бы то ни было авторитетных подтверждений данному факту у исследователей, увы, нет. Тем не менее, Александр Станиславович Дембовецкий своими деяниями, вне всяких сомнений, заслужил долгую память о себе.

№ 64(1366)

После Александра Станиславовича на губернаторскую должность заступил действительный статский советник Дмитрий Николаевич Мартынов. Правда, его служба в этом качестве была совсем уж короткой — всего несколько месяцев в 1893 году. Однако это отнюдь не умаляет деловых качеств данного человека, ведь впоследствии он занимал должности екатеринославского и варшавского губернаторов, состоял сенатором во втором департаменте Сената.

В 1893 году во главе нашего края был поставлен Николай Алексеевич Зиновьев. В свое время этот человек получил образование межевого инженера, участвовал в нескольких научных экспедициях. В 1864 году перешел на службу в Северо-Западный край, был членом различных комиссий по крестьянскому вопросу и даже руководил северо-западным отделом императорского географического общества. Будучи могилевским губернатором, Николай Алексеевич в своей деятельности также уделял много внимания научному изучению губернии, способствовал изданию «Могилевской старины», поддерживал Романова, Фурсова и других исследователей. В конце 90-х годов позапрошлого столетия на Могилевщине даже устраивались сельскохозяйственные выставки, самая знаменитая из них — 1896 года.

Еще одна важная и много говорящая о могилевском губернаторе деталь: Николай Алексеевич Зиновьев активно боролся с пьянством. Так, им были изданы специальные циркуляры, требовавшие от полиции решительных действий по отношению к пьяницам. Он же явился инициатором обязательного постановления Городской думы «О местах, в коих публичное распитие вина воспрещается». Среди таких мест значились улицы, площади (кроме базарных), городские сады и скверы, бульвары и дворы, а также (внимание!) кладбища. Надо заметить, что с нарушителей взыскивали сурово. Впрочем, могилевский губернатор интересовался не только взысканиями и наказаниями, он просил сообщать в полицейских рапортах и о положительных примерах, его интересовали «подвиги человеколюбия, дела благотворительные, пожертвования». При Зиновьеве, между тем, благотворительная работа проводилась весьма активно, создавались различные общества и приюты, была открыта Александрийская община сестер милосердия.

Как и его славный предшественник А.С. Дембовецкий, Зиновьев ходатайствовал о проведении по территории нашей губернии железной дороги, и в 1900-ом году такие работы начались. Правда, завершились они уже при другом губернаторе, а Николай Алексеевич оставил пост могилевского губернатора в 1901 году и закончил карьеру в нашем городе. Этого человека ждал Санкт-Петербург — там Зиновьев служил сначала в Министерстве внутренних дел, а потом и вовсе в Государственном Совете.

Сменил же Николая Алексеевича на посту генерал-майор Михаил Константинович Семякин. В свое время он окончил Пажеский корпус, служил в армии. Только, увы, проявить себя в качестве могилевского губернатора этот человек не смог. Дело в том, что уже на следующий год после заступления на должность Михаил Алексеевич скоропостижно скончался, случилось это 17 мая 1902 года.

№ 66(1368)

В непростое революционное время три года — с 1902 по 1905 — нашим краем управлял Николай Михайлович Клинкенберг. До того как занять губернаторский пост, он окончил Санкт-Петербургский университет, получил степень кандидата права. В 1876—1879 годах состоял на прокурорских должностях в Могилевской губернии, затем служил в Прибалтийских губерниях.

Нельзя сказать, что служба Николая Михайловича в качестве губернатора нашего края была легкой и безоблачной. Впрочем, здесь нужно учитывать и время, на которое пришлось его губернаторство. И все же первый год службы на Могилевщине Клинкенберга был еще относительно спокойным. Он занимался благоустройством и наведением санитарного порядка в городе. Например, при Николае Михайловиче вышло постановление городской думы о том, чтобы каждый домовладелец отвечал за чистоту прилегающих к его жилищу улиц: летом та должна быть подметена к семи часам утра, зимой очищена от снега к восьми. Запрещалось жителям сваливать мусор в овраги, реки. Впрочем, вода в то время в городе была далеко не лучшего качества. Есть сведения, что в ней были даже примеси… навоза. Потому неудивительно, что губернатор, обеспокоенный качеством воды и, соответственно, состоянием здоровья жителей края, назначил особую комиссию, в обязанность которой вменил следить за состоянием воды.

При Николае Михайловиче было завершено строительство железной дороги, о которой ходатайствовали его славные предшественники — Дембовецкий и Зиновьев. 24 декабря 1902 года по железной дороге даже был пущен пробный рейс, а уже 8 марта следующего года состоялось ее официальное открытие.

Зато 1904—1905 годы стали для губернатора неспокойными и даже опасными. Впрочем, это относится и к огромному числу других руководителей по всей стране: народовольцы, перейдя к тактике террора, совершали террористические акты против чиновников и помещиков. 16 августа 1905 года было совершено первое покушение на Николая Михайловича Клинкенберга. 17-летний эсер-террорист Израиль Брильон бросил в проезжавший с губернатором экипаж бомбу. К счастью, она не разорвалась. Зато буквально парой месяцев позже — 29 октября 1905 года — на прием к губернатору явилась некая дама. Как выяснилось, настрой у визитерши был решительный: она трижды выстрелила в Клинкенберга из «браунинга», при этом ранив его в руку и живот. Личность террористки была установлена быстро — ею оказалась дочь богатого помещика Лидия Езерская, явившаяся на прием под девичьей фамилией своей матери баронессы Мейендорф.

После выздоровления Николай Михайлович покинул наш город, но не оставил карьеру чиновника. Он перебрался в Санкт-Петербург, где был назначен сенатором и даже дослужился до чина тайного советника. Одна интересная деталь: именем террористки Езерской, покушавшейся на жизнь могилевского губернатора, в советское время была названа одна из улиц в областном центре, расположенная неподалеку от Дома Советов — здания, где трудится сегодняшняя вертикаль власти.

К сожалению, сведения о последующих губернаторах Могилевщины крайне скудны. Известно, что после Клинкенберга на должность в 1905 году заступил статский советник Дмитрий Федорович фон-Багман — человек с военным образованием, с 1899 по 1905 годы служивший в Витебской губернии. В 1908 году Дмитрий Федорович был назначен тобольским губернатором. А на смену ему пришел генерал Карл Станиславович Нолькен. В свое время он окончил Николаевское инженерное училище и Николаевскую Академию генерального штаба, состоял на военной и гражданской службах. Нолькен был известен своими реакционными взглядами, а также как один из активных союзников Михаила Архангела. В 1910 году на должность могилевского губернатора был назначен действительный статский советник Александр Иванович Пильц, окончивший некогда императорское училище правоведения. Находясь во главе нашего края, Пильц способствовал развитию культуры и печати в Могилевской губернии. После окончания службы в должности губернатора Могилевщины в 1916 году он работал в МВД, позже служил иркутским генерал-губернатором. И, что немаловажно, на всех местах службы он имел исключительно положительные отзывы. В предреволюционное время — с 1916 по 1917 годы — на Могилевщине губернаторствовал действительный статский советник Дмитрий Георгиевич Явлинский. А уж после грянули совсем другие времена, где губернаторов сменили председатели облисполкомов, причем произошло это лишь спустя более двух десятилетий — в 1939 году. Но это уже, как говорится, совсем другая история.

Что же касается первых, «дореволюционных», губернаторов Могилевщины, то, как замечает в своем очерке могилевский краевед Михаил Владимирович Шимукенус, их список (который, в частности, приводили и мы) вполне может быть скорректирован, уточнен и дополнен.

В половине пятого утра 22 июня 1941 года в доме № 50 по улице Ленинской, в квартире начальника Могилевского УНКВД  Я.И. Пилипенко зазвонил телефон.

Дежурный по областному управлению взволнованно доложил:

— Товарищ капитан госбезопасности, из Минска, из наркомата передали: вам срочно прибыть в управление. Война.., Яков Иванович!

Солнце вставало над Любужем, наполняя светом и теплом предместья и улицы города. С Большой Чаусской улицы ранние хозяйки выгоняли коров на днепровский луг. К Быховскому базару подъезжали брички с торговцами-колхозниками. В городе начинался обычный воскресный день. Большинство жителей мирно спали после трудовой недели, даже в снах не предполагая, что огненный смерч войны уже накрыл нашу землю, разделив жизнь могилевчан на две половины: мирную довоенную и военную. Далеко не всем было дано пережить эту войну. В победном 45-м в город с когда-то 115-тысячным населением к родным очагам и пепелищам вернулось менее 20 тысяч человек.

В 4:30 утра 22 июня в Министерство иностранных дел в Берлине был приглашен посол СССР Деканозов для вручения ноты германского правительства об объявлении войны. Этот пространный документ весьма любопытен, и с ним довольно сложно было познакомиться не только в советское время, но и сегодня¹. Войну германская сторона обосновывала «острейшим противоречием между диаметрально противоположными мировоззрениями — национал-социализмом и большевизмом».

Надо бы почитать это некоторым депутатам Европарламента, ставящим сегодня в один ряд и нацизм, и коммунизм!

В ноте немцы делали вывод, что «заключение договора о ненападении было для советского правительства тактическим маневром», что именно они «усмирили Польшу, …ценою немецкой крови способствовали достижению Советским Союзом наибольшего внешнеполитического успеха за время его существования». Гитлер «пакт Риббентропа — Молотова» 1939 г. оценивал как уловку Советского правительства, попытку избежать войны, небывалый успех СССР во внешней политике.

А мы до сих пор понять и оценить этого не можем! Германскому правительству крайне не понравилось, что И. Сталин, заключив договор, ввел войска в Эстонию, Латвию и Литву, принудил вооруженным путем Финляндию отодвинуть границу от Ленинграда. Кстати, в этом он не был оригинален: в преддверии войны 1812 года Александр I тоже начал войну со Швецией за Финляндию, отодвинув границу от Петербурга на несколько сот километров. Если бы этого не было сделано и в 1940 году, то немецкие войска уже через несколько дней после начала боевых действий вошли бы в Ленинград, а из районов Минска и Пскова быстрее бы достигли Москвы.

Споры о первом дне Великой Отечественной войны идут по сей день. И чем дальше в историю уходит 22 июня 1941 года, тем больше рождается искажений и вымыслов. Авторы большинства исторических и мемуарных произведений, не говоря о киношных и телевизионных подделках, возлагают всю вину за внезапность нападения на И. Сталина.

Но далеко не все документы стали достоянием общественного мнения и сегодня. Приведу примеры:

20 марта 1941 г. начальник Разведуправления Красной Армии генерал Ф.И. Голиков представил руководству страны доклад о возможных направлениях ударов и концентрации немецко-фашистских войск у наших западных границ. Вывод Голиков делает следующий: «слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и немецкой разведок».

6 мая 1941 г. нарком ВМФ  Н.Г. Кузнецов получил сообщение от военно-морского атташе в Берлине капитана 1-го ранга Воронцова, кстати, уроженца Беларуси, о том, что немцы готовят вторжение. Документ он направил И. Сталину, сопроводив его следующим заключением: «Полагаю, что сведения являются ложными и специально направлены… как на это будет реагировать СССР». Правда, в мемуарах адмирал Кузнецов рассказывает только о факте своего предупреждения о начале войны.

Историки разведки сегодня сделали однозначный вывод: «будучи доложенной руководству страны в разобщенном виде информация о военных приготовлениях… не отвечала на главные вопросы: с какой целью эти приготовления осуществляются, принято ли правителями Германии политическое решение о нападении, когда следует ожидать агрессии».

Многие немецкие генералы знали Могилев еще со времен Первой мировой войны. Уже вечером 22 июня над городом высоко в небе медленно кружил самолет необычной конструкции. Это был «Не-126»², или, как вскоре назвал его наш солдат, способный к точным выражениям, «рама».

Утром следующего дня на стол начальника Генштаба вермахта генерала Ф. Гальдера легли аэрофотоснимки района Могилева, шоссейного и железнодорожного мостов.

24 июня, и это он отмечает в своем дневнике, Гальдер дает указание командующему 2-й танковой группой Гудериану о необходимости «выбросить вперед сильный авангард для захвата переправы в верхнем течении Днепра у Могилева…».

Только в 16 часов 22 июня собралось расширенное заседание бюро Могилевского обкома Компартии (большевиков) Белоруссии. На нем присутствовал и член бюро, начальник УНКВД Пилипенко.

Однако в своей книге воспоминаний «Живая земля» тогдашний 1-й секретарь обкома КПБ  И.Н. Макаров не упоминает его фамилии. Но именно на работников органов внутренних дел, милицию, с первого дня войны возлагались ответственные задачи. Это охрана важнейших объектов города, патрулирование улиц и площадей, пресечение беспорядков и паники (такие факты отмечались неоднократно), выявление диверсантов и сигнальщиков. И могилевские милиционеры справились с поставленными задачами. О чем свидетельствовал и К.Симонов, писавший в газете «Известия» в июле 1941 года: «В городе строгий порядок.., со спокойной бдительностью проверяются люди».

Сотрудники НКВД участвовали в эвакуации промышленных предприятий, детских учреждений и учебных заведений, материальных ценностей, в том числе Госбанка и архивов, организовывали население на рытье оборонительных сооружений и противотанкового рва, опоясавшего город с запада.

Созданием и вооружением истребительных отрядов также занималось управление НКВД области и его начальник. Об этом свидетельствуют очевидцы тех событий. Наркомат внутренних дел БССР в итоговой справке отмечал, что «по состоянию на 15.07.1941 года в Могилевской области организовано 14 истребительных батальонов с количеством в них 4169 человек, которые имеют на вооружении винтовок — 544, пулеметов — 10, револьверов — 696, гранат — 27, мелкокалиберных винтовок и охотничьих ружей — 572».

Много рассказано о героизме воинов 172-й стрелковой дивизии при обороне нашего города, но все же первыми с врагом грудь в грудь столкнулись сотрудники НКВД. 27 июня в дежурную часть областного управления поступило сообщение, что в районе мясокомбината скрывается отряд диверсантов. Для их розыска и уничтожения была направлена группа начальника отделения уголовного розыска младшего лейтенанта милиции Алексея Баньковского. При осмотре местности в посевах ржи они заметили несколько человек в советской милицейской форме. Неизвестные имели автоматическое оружие и, открыв огонь первыми, бросились бежать. Был убит милиционер Степаньков. Баньковский рванулся наперерез и меткой пулей сразил главаря, но сам упал от автоматной очереди. Группа немецких диверсантов была уничтожена. В этом первом бою погиб Алексей Семенович Баньковский, сын извозчика из деревни Тишовка, один из первых довоенных орденоносцев на Могилевщине.

Всего за период обороны Могилева органы охраны правопорядка задержали около 150 диверсантов, лазутчиков и немецких сигнальщиков. 11—12 июля 1941 года, когда наступающие части германских войск подступили к городу и 172-я стрелковая дивизия понесла значительные потери, был сформирован полк НКВД — НКГБ численностью 664 человека в составе 3-х батальонов. Командиром полка был назначен начальник школы НКВД — НКГБ майор госбезопасности Н.И. Калугин, комиссаром — Я.И. Пилипенко. В состав этого полка входил батальон лейтенанта милиции К.Г. Владимирова, сформированный в соответствии с приказом начальника УНКВД. (Здесь надо объяснить: я называю К. Владимирова лейтенантом милиции, именно такое звание в 1941 году он носил. В петлицах лейтенанта милиции в соответствии с существовавшим тогда положением была «шпала», как и у армейского капитана. Они приравнивались по рангу. Через несколько лет разница в званиях и знаках различия между военнослужащими Красной Армии и сотрудниками НКВД и НКГБ была ликвидирована).

Полк НКВД — НКГБ был вооружен только стрелковым оружием. Несмотря на это, его бойцы и командиры проявили массовый героизм и самопожертвование при обороне города. О подвиге батальона К. Владимирова рассказано многое благодаря оставшимся в живых нескольким его бойцам. О втором милицейском батальоне мы почти ничего не знаем, даже фамилии его командира. Только в воспоминаниях облвоенкома И.П. Воеводина находим одну строчку: «На левом фланге, за труболитейным заводом, погибло около батальона ополченцев — в основном работники НКВД и НКГБ». Сотрудники НКВД были в числе последних защитников у днепровского моста, ратуши, завода «Возрождение» (ныне «Строммашина»).

Старший оперуполномоченный НКВД БССР младший лейтенант госбезопасности Захаров писал осенью 1941 года в докладной записке своему руководству: «Могилевские УНКГБ и УНКВД из своего служебного здания выехали на край города в здание педучилища (ныне здание областного лицея № 1 по улице Воровского), куда собрались все работники НКВД и НКГБ. День 26 июля, когда противник занимал уже окраину города, мы, то есть все находившиеся в педучилище, занимали оборонительные рубежи (подвалы, чердаки и т.п.) и отбили несколько атак отдельных вражеских групп, старавшихся ворваться в город».

В числе защитников в здании педучилища находился и начальник областного УНКВД Пилипенко. Вот что он писал в своей автобиографии в 1948 году: «… работал начальником УНКВД по Могилевской области. В начале Великой Отечественной войны мной были организованы истребительные батальоны по борьбе с вражескими десантами, где я и находился все время до 26.07.1941 года. 26 июля при прорыве окружения был схвачен немцами и угнан в лагерь военнопленных, уничтожил партбилет».

Немцы, как правило, работников НКВД, тем более коммунистов в плен не брали. Но Пилипенко не был никем опознан и уцелел. Находился в лагерях на территории Германии. В апреле 45-го освобождение принесли войска, на капотах автомашин которых красовались звезднополосатые флаги. В течение года Яков Иванович проходил спецпроверку в Подольском лагере Московской области. В плену он свое имя не запятнал предательством или сотрудничеством с оккупантами. Но и на службе в органах МВД бывших пленных не восстанавливали.

Работал на заводе «Подольсккабель» в Подмосковье до пенсии. Вот и все, что можно рассказать о Якове Ивановиче Пилипенко, одном из активных организаторов и непосредственных защитников нашего города летом 1941 года.

Примечания:

1. Сегодня с этим документом, положим, познакомиться несложно: НОТА МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНИИ от 21 июня 1941 года.
2. В оригинале статьи автор допустил неточность: вероятно речь идет о знаменитой «раме» Fw.189.

65 лет назад, осенью 1941-го, в Могилеве состоялись массовые расстрелы евреев фашистами.

Уже на 19 день оккупации, 13 августа, в городе появилось объявление городского головы Фелицина, обязывающее всех евреев по распоряжению коменданта в течение 24 часов переселиться в гетто. Сюда, на Дубровенку, согнали почти всех евреев из Могилева, а затем и из окрестных деревень. Каждый из них обязан был нашить на одежду — на левый рукав или спину — отличительный знак: желтую или белую шестиконечную звезду.

Первый массовый расстрел 2273 еврейских мужчин, женщин и детей состоялся 2 и 3 октября 41-го. Они похоронены на Еврейском кладбище. 19 октября, во время очередной акции, было уничтожено около 4 тысяч евреев из гетто. Всего в Могилеве и окрестностях немцами, жандармерией и полицией было убито более 10 тысяч евреев. Хотя точную цифру погибших установить невозможно.

В редакцию нашей газеты прислал свои воспоминания ветеран Великой Отечественной войны, житель Бреста Евгений Ковальков. В один из осенних дней 41-го он стал свидетелем того, как фашисты «чистили» Могилевское гетто и выводили его обитателей на гибель.

«Помню, рано утром родители послали меня в город по хозяйским делам к нашим приятелям. Проходя по Виленской улице через Дубровенку, в сторону центра города, я видел, как евреи в гетто готовили свои новые жилища к зиме. Возле каждого дома, сарая и пристройки копошились люди. Никакой охраны и колючей проволоки вокруг гетто не было, проход был свободен для прохожих. Но, когда со своим школьным товарищем я возвращался обратно, нас уже не пустила охрана.

То, что мы увидели потом, нас потрясло до лихорадочного состояния! На берегах Дубровенки стояли с палками в руках в оцеплении гетто полицаи, а внизу — немцы и полицаи с белыми повязками на рукавах с надписью "Служба порядка". Они выгоняли из домов их обитателей. Палки сверкали в воздухе, слышались грубая ругань и душераздирающие крики жертв.

На противоположной стороне, ближе к Струшне, под моросящим дождем стояла колонна стариков, детей и подростков с непокрытыми головами, без верхней одежды, некоторые — без обуви. А по другую сторону улицы с помощью ударов палок и окриков строили колонну из молодых мужчин. Из одного дома немец вывел мужчину в пальто и кепке и, подозвав к себе полицая, стал о чем-то его расспрашивать, указывая на задержанного. Полицай с рвением преданного служаки подтвердил, что задержанный — еврей и пытался обмануть немца, выдавая себя за белоруса. "Обманщика" тут же вытолкали на середину моста, а полицаи и немцы встали в круг и поочередно стали избивать его палками. Жертва металась от одного палача к другому, пока, обливаясь кровью, не свалилась с ног на грязный настил моста. Полуживого человека оттащили в колонну.

А по грязи и лужам, приподняв подолы юбок, громко крича и рыдая, бежали две молодые еврейки с растрепанными волосами. Их гнали перед собой два злобных подростка с палками в руках. Вероятно, они обнаружили спрятавшихся девушек и теперь тащили их в колонну женщин и детей.

Франтоватый немецкий офицер, заметив "усердие" подонков-подростков, подозвал их к себе (а он хорошо говорил по-русски) и угостил из фляги коньяком и шоколадом…

Потом всех евреев стали загонять в грузовики. Кто сам не мог залезть — получал град палок. Стариков, женщин и детей вывезли из гетто, а трудоспособных мужчин погнали пешком вверх по Виленской в трудовой лагерь, располагавшийся на территории завода "Строммашина".

Только закончилось выселение гетто, как невесть откуда появились две толстые бабы, которые уже успели пошарить в пустующих домах и тащили на себе пожитки жертв…»

«Все в жизни меняется. Только Могилевское пиво всегда было, есть и будет только высшего качества». Спешим уверить читателей в том, что не намерены пропагандировать хмельной напиток местного разлива. Удивляет другое: насколько сметливы и прозорливы оказались создатели рекламного слогана, которому насчитывается… 210 лет. «Пивная» реклама появилась на страницах газеты «Могилевские губернские ведомости» в 1897 г.

Говоря словами приведенной выше цитаты, но немного перефразируя ее: «Все в жизни меняется. Только областные газеты остаются всегда высшего качества».

Прародительница современной местной прессы впервые увидела свет 2 июля 1838 г., издавалась же вплоть до октября 1917 г.

Кстати, шестнадцать лет назад в «Могилевских ведомостях» была опубликована статья известного краеведа И. Филипповича «Так вот какая ты была…».

Согласно изысканиям краеведа на момент появления губернской газеты в Могилеве проживало 14 450 человек населения, имелось 2039 деревянных домов, 107 каменных строений, 24 улицы, 138 питейных домов. «В гимназии и двух духовных училищах, нескольких приходских школах было 45 учителей и 1003 учащихся. Имелось 38 культовых зданий. Фабрик, заводов не было.

Открытие в 1830 г. городской публичной библиотеки, издание с 1838 г. «Могилевских губернских ведомостей» и открытие в 1888 г. городского театра — знаменательные вехи в истории культурной жизни досоветского Могилева».

Что касается газеты, то с 1839 г. она состояла из двух частей — официальной и неофициальной. В первой публиковались «распоряжения и указания правительства и губернской администрации, объявления и извещения, воззвания, официальные отчеты, некоторые сообщения из других газет.

Неофициальная — наиболее интересная часть газеты. В ней помещались материалы об истории города, а также уездных городов и населенных пунктов Могилевской губернии, отдельных исторически интересных зданиях гражданской и культовой архитектуры, о событиях 1812 г. в Могилеве и др.

В Могилевском областном краеведческом музее находятся на хранении буквально считанные экземпляры чудом уцелевших номеров «Могилевских губернских ведомостей», содержание которых увлекательнее современных учебников по истории приоткрывает «дверь» в прошлое Могилевской губернии и нашего города.

Могилевская старина

Заметным явлением в культурной жизни Могилева конца XIX — начала XX столетия стало редактирование неофициальной части «Могилевских губернских ведомостей» (1879— 1903 гг.) Евдокимом Романовым — языковедом, этнографом, фольклористом, археологом.

Благодаря Евдокиму Романовичу в газете публиковались исследования и материалы по истории этнографии, археологии и географии губернии и Западнорусского края.

В № 102, суббота, 24 мая 1897 г. помещены его заметки «Могилевская старина», которые печатались с продолжением и далее, а затем были изданы 3 отдельных выпуска. В них, в частности, историк изложил свое видение «К вопросу о времени основания Могилева».

«Самые смелые историки не решаются относить его основание раньше XIII века, — писал Романов, — ставя в связь возникновение этого города с именем князя Галицкого Льва Даниловича. Само название города также не объяснено, если не считать наивной попытки произвести его от имени названного князя «Могий-Лев».

Редактор в своем труде пытался «осветить далекое прошлое Могилева» на основе данных археологии, с которыми ему удалось ознакомиться в ходе исследований. А для начала приводил свои геологические изыскания древнего и изменившегося русла Днепра, которые были интересны его современникам, остаются познавательными и для потомков.

В других номерах газеты автор размышлял о времени появления первых людей у Могилева, какими они были и каким путем пришли. Он считал, что люди прибыли водным путем по Днепру, что первыми посельниками были скорее всего чудские племена, отступившие «под давлением славянской войны».

«Славяне селятся вблизи готовых уже крепостей на могильниках.

Найденным крепостям они дают свое славянское имя; как и везде, они называют их городками.

И существование Могилева, как славянского города, стало свершившимся фактом…».

В майском № 102 «МГВ» публикуется и статья «Об основателе губернского г. Могилева», в которой, в частности, излагается предание о городе, почерпнутое в свою очередь из памятной книжки Виленского Генерал-Губернаторства на 1868 г., изданной Витебским Губернским статистическим Комитетом под редакцией А.М. Сементовского.

О том, что на месте Могилева некогда был дремучий лес, в котором обитали «бандитские шайки». Одну возглавлял атаман Могила, а другую — Гвоздь. Оба сложили свои буйные головы «на берегу того же Днепра, в урочище, получившем название Могилы или Могилок. Впоследствии на месте этом осадилась деревня, усвоившая себе тоже название Могилы, она в свою очередь разрослась в город, называющийся Могилевым».

…Есть в этом же номере газеты место и «местным известиям», в числе которых сообщения о повестке дня очередного собрания могилевской Думы с утверждением составленных городскою управою проектов сметы гор. Могилева на 1898 г.; о переносе базарных дней решением городской Думы с воскресенья, среды и пятницы на понедельники и пятницу; о предстоящей в кафедральном соборе литургии по случаю 100-летия со времени учреждения императором Павлом I наград для белого духовенства. «А после литургии благодарственное Господу Богу молебствие о здравии благополучно ныне царствующего Государя Императора Николая Александровича».

Царский манифест и «пастырский долг» священника

«Смутные» события начала XX века нашли свое отражение в «Могилевских губернских ведомостях». № 131, суббота, 5 ноября 1905 г. (год издания 66-й). Под выходными данными газеты опубликовано: «По согласованию Могилевского Губернатора с Попечителем Виленского учебного округа и Епархиальным Преосвященным, второе издание "Могилевских губернских ведомостей" допущено к обращению в народных читальнях и библиотеках Могилевской губернии».

Первую полосу газеты венчает «Высочайший манифест.

Мы, Божию Милостию, Николай Второй, Император и Самодержец Российский, царь Польский, Великий князь Финляндский и прочая, прочая, прочая, объявляем всем нашим верным подданным».

«Глубокою скорбию наполняет сердце Наше смута, перешедшая в селения некоторых уездов, где крестьяне чинят насилие в имениях частных владельцев».

В манифесте царь пообещал не оставить без внимания нужды крестьян — с 1 января 1906 г. уменьшить наполовину выкупные платежи с крестьян бывших помещиков, а с 1 января 1907 г. прекратить. Также были обещаны льготные банковские кредиты на приобретение малоземельными крестьянами земли.

Рядом с царским манифестом в газете помещено воззвание священника г. Кричева Василия Яновича: «…Считаю своим пастырским долгом сделать Вам одно предостережение, что в случае учинения погромов убытки будут возмещены правительством, но затем затраты по их возмещению будут погашаться за счет местного населения».

Золотая медаль… крестьянину

Все течет, все меняется. О переменах, произошедших в обществе, в губернии, повествует «МГВ» № 4, суббота 12 января 1913 г.

Газета изобилует в официальной части сообщениями о повышениях и награждениях.

«По ведомству Министерства Внутренних дел. Производится за выслугу лет со старшинством из коллежских в статские советники Рогачевский Могилевской губернии уездный Предводитель дворянства Пушкин».

Среди награжденных чиновников оказался крестьянин, счетовод Могилевского акцизного управления Карп Колодий, удостоенный золотой медали с надписью «За усердие» для ношения на груди на Аннинской ленте.

Среди объявлений преобладают сообщения о розыске лиц, подлежащих воинскому призыву.

«Все лица, подлежащие освидетельствованию в воинском присутствии, во избежания явки вместо них подставных обязаны… иметь при себе удостоверение личности с описанием подробных примет с собственноручной подписью грамотных. Евреи же обязаны иметь свои фотографические карточки, засвидетельствованные установленным порядком».

Те же, кто уклонялся от призыва 1912 г., разыскивались поименно с указанием родственных связей. Для взыскания штрафа в размере 300 рублей.

В приложении к газете публиковался список лиц и учреждений (за подписью Вице-губернатора, Камер-юнкера Двора Его Величества Лавриновского), имеющих право участвовать в избирательном собрании для производства выборов в гласные Могилевской городской Думы и кандидатов к ним на четырехлетие (1913—1616). (Да, и в те времена в прессе случались опечатки!).

Обращает на себя внимание в этом номере, последнем в хронологическом порядке из хранящихся в областном музее выпусков, реклама церковно-археологического музея: «…Против пароходной пристани (бернардинское здание). Открыт ежедневно с 10 до 4 часов. Вход бесплатно».

Церковно-археологический музей был создан по инициативе Е. Романова и был открыт в 1897 г. Здесь находились в основном материалы археологических раскопок, многие из которых были переданы в музей Евдокимом Романовичем, возглавлявшим его до 1906 г.

В январском номере «Могилевских губернских ведомостей» рекламировалась и подписка на различные газеты и журналы Российской империи.

«Букетом» сотрудников привлекал журнал «Новая Жизнь». Среди них назывались И. Бунин, В. Вересаев, З. Гиппиус, А. Куприн, граф А.Н. Толстой.

До сих пор актуально звучит слоган юмористического журнала «Будильник»: «Спешите подписаться: ибо не следует откладывать на завтра того, что можно сделать сегодня».

Для начала приведу факт времен Французской революции. На митинге вандейских крестьян некий безбожник сказал: «Мы искореним ваши церкви, уничтожим статуи и все, что напоминает вам о Боге и религии». Один из крестьян выкрикнул из толпы:

— Но мы надеемся, вы оставите нам звезды?

Не правда ли, эта ситуация весьма похожа на то, что происходило в нашей стране с приходом к власти большевиков?! Одним из первых постановлений Советского правительства было — об отделении церкви от государства. Закрывались и уничтожались храмы, в огне костров горели иконы, церковные колокола и утварь отправлялись на переплавку, священники арестовывались и ссылались куда подальше.

Только вера, души человеческие, равно как и звезды, оказались не подвластны борцам с «опиумом для народа».

Все проходит и всему свое время, как сказано в мудрой книге — «время разбрасывать камни и время собирать камни».

Документы, свидетельствующие о «разбрасывании камней» на Могилевщине, хранятся в государственном архиве Могилевской области. В них увековечены события, не только ставшие достоянием истории, но и отражающие тщетность усилий богоборцев.

Послевоенная глава истории собора

Сегодня значимое место в духовной жизни Могилева занимает Трехсвятительский собор, названный в память о святителях Василии Великом, Григории Богослове и Иоанне Златоусте. В архиве находится дело о регистрации Могилевской приходской общины Трехсвятительской православной церкви (1945—1960 гг.). В нем имеются данные, что храм построен в 1910—1912 гг. на пожертвования прихожан. В 1937 году храм был закрыт, а 26 октября в 1941-м с приходом оккупантов в нем были возобновлены богослужения.

Первым послевоенным настоятелем Трехсвятительской церкви был назначен указом архиепископа Минского и Белорусского Василия протоиерей Константин Радзивинович, рукоположенный в сан священнослужителя в 1908 г. и живший в Могилеве с 1936 г. Константин Денисович на собственном жизненном опыте испытал гонения: в 1933 году по суду тройки НКВД был осужден на три года и выслан на канал Москва — Волга. В соборе он служил с 41-го года, вселяя в сердца прихожан веру и надежду в трудные годы испытаний.

Протоиерей Радзивинович был настоятелем Трехсвятительской церкви до 1956 г., пока не отошел в мир иной. В 46-м году он же был назначен указом архиепископа Василия и Благочинным церквей Могилевской области. В состав благочиния того времени вошли Могилевский, Белыничский, Чаусский, Быховский районы. Согласно ведомостям, имеющимся в деле, в 1945 г. церкви перечисляли средства в фонды — обороны страны, помощи детям и семьям бойцов Красной Армии, помощи инвалидам Отечественной войны, на Красный Крест, на танковую колонну, а в 1944 г. — и на санитарный самолет.

Здание храма согласно его описи в 1946 г. представляло собой помещение площадью в 410 кв.м., имевшее пять наружных дверей и 20 окон, два подвала. Один был жилым, а другой — с печью для парового отопления. «Малиновый» звон разносился окрест благодаря девяти колоколам. В числе 193 предметов религиозного культа, переданных храму по описи, были хоругви из Буйничского монастыря, иконы из Никольской и Петропавловской церквей.

Между прочим, в архиве, среди документов Могилевского областного совета общества охраны памятников истории и культуры (1967 г.), есть справка, в которой о той же церкви святого Николая, построенной в 1669—1672 гг., говорится: «Здание находится в запущенном состоянии и пустует после переезда книжного склада. Есть предложение использовать его под музей, поместить под куполом маятник Фуко».

Как не вспомнить в данном случае истину, что человек предполагает, а бог располагает?!

«Политический вопрос» и церковь

Сведения о буднях и праздниках бытия Трехсвятительской церкви времен так называемой «хрущевской оттепели» запечатлены пером уполномоченного Совета по делам русской православной церкви при Совете Министров Союза ССР по Могилевской области БССР в дневнике, датированном 1953—1959 гг.

«13/XI.54 г. Протоиерей Радзивинович высказался о решении ЦК КПСС от 10/Х1.1954 г., как о документе, представляющем собой «верх идеальной справедливости в соответствии с Конституцией по вопросу о свободе совести». Дескать, нужно людей воспитывать, а не осмеивать и оскорблять только за то, что они, может быть, неправильно понимают науку и религию… На многих очень честных людей возвели клевету и увольняли с работы только за то, что они посещали церковь. (Хамелеон).

16/XI.54 г. Протоиерей Р. рассказывал, что священник Трехсвятительской церкви после заутрени читал решение ЦК КПСС от 10/XI.54 в церкви с комментариями, и видно, что Р. этим недоволен. «Это политический вопрос и не в церкви его изучать».

3/III.56 г. Похороны настоятеля Трехсвятительской церкви Радзивиновича. Тело несли на кладбище духовенство и верующие на руках. Провожали 12 священников, 2 диакона. При выносе было тысячи четыре народа и на кладбище провожали 2,5—3 тысячи. По словам протоиерея Г., «такого провода многолюдного и торжественного давно не видел Могилев». На могилу возложили 9 венков.

23/Х.56 г. Благочинный Могилевского благочиния Раина  К.П. пришел с телеграммой от митрополита об организации встречи на станции Могилев-1 Патриарха Сербского Викентия, проезжающего из Ленинграда в Киев через Могилев. Просил меня посодействовать, чтобы поезд принять на 1-й путь, поставить на станции 2—3 прожектора, микрофон, взять с десяток девушек, чтобы они там стояли, разостлать ковер.

25/Х.56 г. Полковник МГБ сообщил, что Патриарх Сербский Викентий проехал через Могилев 24/Х. в 21 час. Поезд опоздал на 20 минут, на станции духовенство не встречало. Но верующие были — человек 50. Патриарх вышел в тамбур вагона, сказал несколько слов приветствия, ему поднесли букеты цветов, и он ушел обратно в вагон.

8/VII.57 г. Была пышная церковная служба, вечерня, в Трехсвятительской церкви. Служили 5 священников в самых лучших дорогих ризах, большой церковный хор. Много цветов и ковров. В проповеди протоиерей Галактионов говорил, что в нашу страну на фестиваль прибудет много иностранных гостей из 90 стран. Нужно, чтобы в церкви было все чисто и красиво.

22/VII.59 г. Духовная сестра бывшего епископа Смоленского Сергия (в Могилев вернулся незадолго до кончины) Елена Вячеславовна, 37 лет, высшее образование, физик-атомщик, сильный религиозный фанатик. После смерти Сергия ходила как помешанная. Теперь работает лаборанткой в институте и в церковь потихоньку ходит, правда, закутывается до неузнаваемости, лица почти не видно.

31/I.59 г. Лектор обкома КПБ  Ш. рассказывал, что на Рождество 7 января читал лекцию на научно-атеистическую тему. Собрались члены артели леспрома. Когда услышали тему, подняли шум, женщины кричали «антихрист», инвалиды стучали костылями. «Я показал евангелие и все успокоились. Они осмотрели евангелие. Настоящее. Стали слушать. Как только комментарии, вскакивают и к выходу, берусь за евангелие — возвращаются. И так полтора часа лекции».

«Точка» в деле, но не в жизни

Вернемся к делу о регистрации приходской общины Трехсвятительской церкви. Строки из его последних документов по-своему полны драматизма:

«Решение исполкома Могилевского областного Совета депутатов трудящихся от 19.01.1960 г. о передаче заводу "Строммашина" клубного здания в г. Могилеве, занятого церковной общиной для молитвенных целей». «Церковный совет имеет пребывание по ул. Леваневского (Успенское кладбище)».

После закрытия храма церковное имущество частично было оставлено в «клубном помещении» для передачи в здание Николаевской церкви и в ведение Могилевского областного краеведческого музея.

Раритеты в октябре 1960 г. передавались согласно акту Белорусскому государственному историко-краеведческому музею. В нем упомянуты: Служебник 1602 г. (времен Бориса Федоровича) и Евангелие 1771 г. (времен Екатерины II).

…В деле была поставлена «точка». К счастью, все возвращается на круги своя: в истории Трехсвятительского собора последовало многоточие — с написанием жизнью новых глав.

Старинное и чисто могилевское название заднепровской части города — Луполово, нынче «не в ходу». И в официальном обороте, и в микротопонимике. Ну, никак не хочет чиновничья рать это признать. Давнее народное название местности, которой еще с дореволюционных времен присваивали наименования то Троицкого посада (правда, по названию прихода реальной Троицкой церкви), то Заднепровского или Московского предместья. В советское время, за исключением тех лет, о которых речь дальше, упорно звали Заднепровьем, Октябрьским (по сей день) районом. Хотя Октябрьский может быть в любом советско-постсоветском городе. Заднепровье — в любом городе на Днепре. К примеру, в Смоленске Заднепровский — один из трех городских районов.

А вот Луполово есть только в Могилеве и, не так уж давно, имело именно такое официальное название. Впрочем, постараемся излагать по порядку. И легендарному, и хронологическому. Поскольку об истории этого района можно (и нужно!) писать отдельно и много.

Поэтому затронем только некоторые названия и наиболее приметные события, связанные с Луполовым.

В речи коренных, особенно немолодых, могилевцев до сих пор в ходу такие словосочетания: луполовский мещанин, луполовский кожевник, луполовский редисочник. Это — из истории, давней и не очень.

Поскольку вполне приличное и многовековое слово «мещанин», имевшее в советское время «статус» подцензурного ругательства, вовсе таковым не является. Оно обозначало значительную часть городского населения Беларуси, Украины, а потом и всей Российской империи, бывших «посадских людей», которые были ремесленниками, торговцами, домовладельцами и пр. Да и по происхождению это слово — наше. От старого слова «место» (по-украински «мисто», по-польски — «място»), что значит «город». Их жителей звали местичами или мещанами. Большинство были трудолюбивыми и талантливыми людьми многих специальностей, из века в век творившими историю, культуру, зодчество своих «мест», создававшими их славу и богатство. Но это тоже — отдельная тема. Добавлю лишь, что только на Беларуси в средние века было еще и более 400 городских поселений под названием «местечко», т.е. городок. Жаль, при советской власти их поименовали (и до сих пор зовут) нелепым словосочетанием «поселок городского типа». А что — бывают и «деревенского» типа?..

…Название «Луполово» имеет на сегодняшний день два достаточно внятных толкования. Поскольку многие его жители занимались выделкой кож (сохранилась тут даже старая улица Кожевенная), то для этого надо было снимать — «лупить» шкуры с животных.

А еще говорят, что крутая излучина Днепра в начале главного (это уже в прошлом) городского пляжа, напротив гребной базы и памятника «афганцам», была в давние времена совсем иной базой. Для «лихих» (разбойных) людей, которые именно здесь нападали на суда, что плыли вниз-вверх по знаменитому водному пути «из варяг в греки». И брали с купцов-путешественников свой «налог» — под названием «луп». Но разбираться в этом — дело историков и топонимистов…

Наша история свидетельствует о том, что люди в этом месте, на благодатном пойменно-низменном Луполове, начали селиться более пятисот лет назад. Занимались выделкой кож, рыболовством, огородничеством (о луполовской редиске и сегодня идет добрая слава), благо луговая богатая пойма щедро наделяла своими дарами всех трудолюбивых и предприимчивых. И, когда надо — хитрых.

Хорошо известен горестный факт могилевской истории, датированный 8 сентября 1708 года. Когда в ходе Северной войны (1700—1721) войско Петра I, через несколько недель после изрядного ограбления Могилева стоявшим тут около 2-х месяцев войском шведского короля Карла XII, сожгло цветущий и богатый торгово-купеческо-ремесленный город. Без всякой военной необходимости. Ведь наши земляки, «содержавшие» две враждебных (и им тоже) армии, ни одной из них сопротивления не оказывали и вреда не причиняли.

Тогда сгорела вся правобережная (вместе с центром) часть города. Деревянное Луполово уцелело. Его хитрые жители вовремя разгадали злой умысел «русских братьев» (калмыцкий и татарский полки) и угнали-спрятали все лодки и другие «переправочные средства». Поджигатели в воду не полезли. Спешили…

До революции собственно Луполовом люди звали часть города, ограниченную тогда улицами Ново-Черниговской (часть пр. Пушкинского по обе стороны) и Бойницкой (Островского) — от Днепра. Однако, в советское время Луполово «поделилось» своим именем с железнодорожной станцией, построенной в начале 1930-х рядом с нынешним автозаводом на новой ж.д. линии Осиповичи—Могилев—Кричев—Рославль.

На некоторых довоенных административных картах БССР доводилось не раз видеть интересную «штучку»: на правом берегу Днепра был обозначен, как и положено, город Могилев, а на левом… Луполово. Которое никогда не было самостоятельно отдельным населенным пунктом с «отдельным» названием. Оно всегда было частью города. Кроме одного, очень небольшого, военно-политического периода в 1918 году, когда с марта по ноябрь Могилев находился сразу в… двух государствах. Тогда временная государственная граница проходила по Днепру, в т.ч. в Могилеве. Луполовцы жили в Советской России (БССР еще не было), а жители центра и прилегающих к нему районов маялись в зоне оккупированной сначала поляками, а затем — германскими войсками. Возможно, с тех пор появилось Луполово на подобных картах.

Но был и другой, более весомый, повод. Тем, кто не знает, напомним. В 1919—1924 гг. Могилев не был… белорусским городом. Волей обстоятельств он входил тогда в состав Гомельской губернии Российской Федерации и был центром Могилевского уезда. Собственно БССР, образованную в начале 1919 г., представляли тогда жалкие 6 уездов бывшей Минской губернии. После т.н. 1-го укрупнения БССР в 1924 г. многие районы теперешних Гомельской, Могилевской, Витебской областей вошли в состав Белорусской ССР, в т.ч. города Витебск, Орша, Могилев, Рогачев. Очередь Гомеля настала только в 1926 г. — 2-е укрупнение.

А 17 июля 1924 г. в БССР наряду с Могилевским и десятками других, был образован Лупоповский район. Его центром было «местечко Луполово», как и сейчас пишут в справочниках-энциклопедиях, хотя, как уже сказано, таковым оно никогда не являлось.

В Луполовский район входили 19 сельсоветов, несколько сотен деревень, которые (из тех, что сохранились) сейчас в составе Дрибинского, Чаусского, Шкловского и Могилевского районов. Такой вот был немалый район со «столицей» на Луполове.

Просуществовал он недолго, был ликвидирован уже 2 марта 1931 г. Однако — был! И старое Луполово еще продолжает жить: в сотнях его деревянных домов, тысяч их обитателей, десятках улиц, «редисочных» огородах, в речевом обиходе и сознании коренных могилевцев… Из которых никто бы не додумался назвать «Машекой» (где Машековка?) магазин на бывшей Ново-Черниговской — Пушкинском проспекте…

P.S. В отличие от Луполова, название поселка Абиссиния, что примыкает к нему, и застроенного в основном в советское время, никогда не было ни историческим, ни официальным. Но как ориентир географическо-топонимический — отличный. Видимо, неспроста даже в деловых документах горисполкома появляется его точное, по месту, название. И, правильно, всем понятно. Ведь это не то, что упорно называть «молодой» Минский рынок — Центральным, а древний Быховский рынок с непонятным упорством переименовать (уже не впервой) в Могилевский…

В последнее время в Могилеве много говорят о восстановлении ратуши на Советской площади, об изменении названия самой площади на площадь Славы, о возвращении былых названий улицам в исторической части областного центра и об увековечивании имен лиц, оставивших заметный след в прошлом нашего края. Наверное, время для этого действительно наступило, в нынешней системе исторических координат многое поменялось, мы расстаемся с прежними мифами, а местная власть все больше начинает понимать: от проблемы восстановления городской топонимики никуда не уйти. Однако рассматривать эту проблему следует, на мой взгляд, не административно, а на основе детального культурно-исторического анализа, скрупулезно взвешивая все «за» и «против». Торопиться при этом не стоит, чтобы не наступить на прежние грабли…

Само собой разумеется, что топонимика города должна быть прочно связана с его историей и традициями. В современном Могилеве названия и улиц, и площадей представляют собой дикую смесь всех времен, которые трудно совместимы между собой. Попробуем объяснить, как это произошло.

В XIV—XVII веках город быстро рос от исторического центра (замка у впадения Дубровенки в Днепр) более-менее равномерно во все стороны. Первые акты Могилевского магистрата 1578—1580 годов сохранили древнейший пласт топонимики — улиц и частей города — Грабёж, Гривка, Дебря и названий семи холмов, на которых стоял Могилев «аки Рим» — «гор»: Могилы, Костерни, Спасской, Красной, Машековской, Ильинки, Гвоздовки. Сама улица могла получить название от имени самого старого поселянина (так возникли улицы Нефедовская, Курдепевская, Косковская) или социального слоя, ее населявшего (Боярская, Княжицкая), святого праздника (Кузьмы-Демьянская, Никольская, Покровская, Пречистенская). Наконец в разных частях города стали появляться церкви — Покровская, Успенская, Воскресенская, Троицкая, Никольская, по имени церкви называлось ближайшее кладбище и улица, ведущая к нему. Помимо всего прочего Могилев был связан сухопутными путями со всеми ближними и дальними городами, вдоль этих путей селились люди — так появились улицы Шкловская, Быховская, Виленская, Чаусская. За Дубровенкой располагалась Слобода (поселение, на какое-то время освобождавшееся от княжеских повинностей), а за Днепром — Луполово. Город продолжал расти, но принцип образования местных топонимов оставался прежним, хотя сейчас от этого первого слоя почти ничего не осталось.

Переименовывать улицы и площади в массовом порядке в Moгилеве начали во второй половине XIX века. Губернский статус города позволял равняться на столицу Санкт-Петербург и его топонимику.

Так в Могилеве появились Днепровский проспект, улицы Большая и Малая Садовые, Офицерская, Лазерная, Новочерниговская, Зеленая… Топонимические изменения коснулись лишь центральной части города, к тому же отметим любопытный факт — ни одна из вновь названных улиц не стала патронимом. В губернском центре мог быть Муравьевский сквер или сад Дембовецкого, реальное училище могло быть названо Александровским, планировалось возведение памятников губернатору Муравьеву и императору Александру II, но назвать в честь этих лиц улицу или площадь в голову не приходило никому.

Подобной проблемы перед большевиками не стояло, и вскоре после 1917 года весь исторический центр Могилева «украсили» новые названия: главные улицы получили имена Первомайская, Ленинская, Пионерская, примыкающие к ним — имена вождей международного коммунистического движения, а окраинные — собственных революционеров-героев. Хорошо еще, что не реализовали чью-то засевшую в голову в 20-е годы XX века идею — переименовать Могилев в Ленинск! После войны в названиях уже увековечивались партизаны и подпольщики, командиры частей и соединений, оборонявших и освобождавших город.

В подавляющем большинстве советская топонимика никаких исторических и культурных корней в Могилеве не имела, а обыватель зачастую ровным счетом ничего не знал о деятеле, чьим именем была названа улица. Да и вычеркнуть из памяти былые названия оказалось не так-то просто. Для коренных могилевчан и сейчас улица Лазаренко осталась Виленской, труднопроизносимая Карла Либкнехта¹ — Пожарным переулком, остановка ул. Челюскинцев — Брамой, уцелели в нашем сознании Луполово и Машековка. И сколько бы водитель троллейбуса ни напоминал в микрофон: «Могилевский рынок», народ все равно едет на Быховский базар!

Историческим и культурным традициям города современная могилевская топонимика никак не соответствует, и хорошо, что власть это осознает, создав в областном центре топонимическую комиссию. Увы, деятельность этой комиссии не всегда выглядит квалифицированной. Историческое название второй улицы Могилева все же не «Вялiкая Садовая», а «Большая Садовая», во всем мире топонимы не переводятся на другой язык, и никто и никогда не назовет Крещатик Перекрестком.

Название же старейшей в Могилеве площади — Советская (бывшая Торговая и Губернаторская), будет ли оно сохранено или переименовано в площадь Славы — также нуждается в коррекции. Первый Могилевский Совет и его исполком оставили о себе недобрую память. Мало того, что их никто не избирал и они сами себя назначили, но накануне немецкого наступления в 1918 году советские работники бежали, прихватив с собой все городские финансы, и бросили Могилев на произвол судьбы без средств к существованию. Старая площадь — единственное место в Беларуси, которое видело почти всех российских царей и императоров — от Алексея Михайловича до Николая II, здесь размещался весь управленческий слой Могилевской губернии, городская дума и городская управа, в годы Первой мировой войны на площади размещался генералитет, возглавивший затем «белое движение». Так какой же и чьей Славе будет посвящено имя этой площади?!

Но есть имена и события, которые, убежден, стоило бы увековечить. Имя могилевского губернатора А.С. Дембовецкого, более 20 лет возглавлявшего губернию, известно многим. Из всех могилевских администраторов (по отношению к своему времени, конечно) больше Дембовецкого для города и края никто не сделал. Почему бы не увековечить его имя памятником в старой части Могилева? Поставили же памятник Н.П. Румянцеву в Гомеле.

А коллеги А.С. Дембовецкого по «Опыту описания Могилевской губернии»? А Н.Г. Гортынский, а М.Д. Скобелев, а солдаты и офицеры 16-й дивизии, долгое время квартировавшей в Луполово и сыгравшей главную роль в ключевых сражениях Балканской войны 1877—78 годов? А последний российский император и его семья?.. Продолжать можно бесконечно. Разве не заслуживает памяти имя И.И. Филипповича, открывшего «Могилевскую хронику», с которым городские власти в 60—70-е годы прошлого века поступили непорядочно? Почему в городе существует Аллея Героев, но нет аллеи исторических лиц, прославивших Могилев в далеком прошлом?

В конце концов, все станет на свои места, и автор этих строк уверен, что рано или поздно городу вернут исторические названия его улиц и площадей. Улицы Лысенко и Вавилова не будут пересекаться, а центральная городская магистраль вместо безликой Первомайской вновь станет Днепровским проспектом.

Примечания:

1. В июле 2007 года улице Карла Либкнехта возвращено историческое название «Пожарный переулок».

Практически каждого могилевчанина интересовали таинственные подземные ходы, построенные еще в средневековье. Они манили неизвестностью, желанием разгадать тайну прошлого.

Периодически появляются сведения о том, что найден вход в могилевские подземные ходы. Сразу же кто-то говорит, что и он видел или ходил по ним. Многие считают, что там спрятаны большие ценности, среди них: крест Евфросинии Полоцкой, утерянные коллекции краеведческого музея и другое. Это слухи и разговоры. Не хватает документальных подтверждений. И краеведы продолжают поиски. И небезуспешно. Давайте попробуем обобщить более-менее достоверные сведения, которые проливают свет на существование подземного города.

В Государственном архиве общественных объединений Могилевской области находится интересный и ценный документ, составленный 2 июня 1941 года майором Госбезопасности Соколовским — начальником штаба противовоздушной обороны Могилева. На 6-ти блокнотных листах хранится настолько интересная информация, что ее следует привести целиком (на языке оригинала, орфография сохранена).

Докладная записка об исследовательских работах Штаба по изысканию старинных подвалов и подземных ходов в гор. Могилеве.

При изучении задач по укрытию населения в условиях ПВО, я прежде всего стал знакомиться с материалами по истории г. Могилева.

Первоисточником для меня послужила книга Семенова-Тяньшанского «Западная Россия» изд. 1915 года. Кроме того, в местном историческом музее я также обнаружил ряд материалов, характеризующих пути исторического развития Могилева.

Все эти материалы убедили меня с полной очевидностью в том, что под старинными церквями должны быть большие тайные подвалы, служившие в свое время для укрытия ценностей во время войн и подземные ходы под городом, служившие в виде путей скрытного ухода из города.

В связи с этим мною были начаты практические работы в этой области.

В результате — были обнаружены под старинными костелами следующие подвалы:

1. Старинный кафедральный костел, основанный в 1725 году. Через тайную лестницу скрытую в колонне, мы попали в подвал. Имеющий 387 кв. метров. Толщина стен — 2 м 70 сант., толщина перекрытия — от 2 до 4 метров.
2. Церковь «Униатское братство», основанная в 1663 году. Имеет четыре подвала общей площадью 240 метров. Стены и перекрытия от 2 до 3,5 метра. Вход в один из подвалов был также потайной.
3. Старинный костел, основанный в 1623 году. Через потайной ход обнаружен подвал в 84 кв. метра.
4. Преображенская церковь — подвал в 185 кв. метров.
5. Братства Св. Антония — три подвала общей площадью в 163 кв. метра.
6. Православный собор — подвал в 62 кв. метра.

Ввиду того, что эти подвалы не были до сих пор обнаружены и не открывались видимо более 100 лет, на сегодня у них нет хозяина, который смог бы приспособить их под бомбоубежище, для чего они вполне пригодны и работы потребуют значительных средств порядка 70 — 80 тысяч рублей, но тогда мы будем иметь 958 кв. метров полезной площади для укрытия населения в момент бомбометания.

При дальнейшем изучении исторических материалов и старинных планов, я установил, что на месте нынешнего городского сада (Вал) в старину стоял 4-этажный замок с цитаделью. Под этим замком и внутри горы находились подземные казематы для укрытия гарнизона и пороховые погреба.

Кроме того, есть точные указания, что под этой горой находятся замурованные около 100 лет тому назад железные ворота, ведущие подземным ходом в замок, при чем этот ход имеет несколько ответвлений, ведущих в различные пункты города и за город.

Открытие этих ходов имеет актуальное значение в деле укрытия населения, т. к. они смогут быть прекрасными убежищами, для чего придется сделать промежуточные входы.

Практические работы по открытию этих ходов я не могу вести из-за отсутствия средств на эту цель. Здесь понадобится производство полной геологической разведки с бурением и пробивкой шурфов. Учесть сейчас потребное количество денег на эти работы трудно, т. к. не известен их объем.

Во всяком случае, открытие подземных ходов и казематов сыграют большую роль в разрешении задачи укрытия населения и те средства, которые будут затрачены на это, всегда будут оправданы теми целями, на которые они расходуются.

Ставя Вас об этом в известность, прошу оказать мне практическую помощь в изыскании средств на эту цель.

Одновременно сообщаю, что, изучая исторические материалы Белоруссии я встречался с указаниями, что аналогичные старинные подземные сооружения имеются в городах Минске, Полоцке, Витебске и Орше, в связи с чем было бы целесообразно провести там исследовательскую работу в этой области.

Безусловно, в записке Соколовского есть неточности в названиях храмов, датах их постройки. Однако в нашем случае главным является то, что Соколовский пишет про существование подземных ходов, как про известное дело. Открытие понимается как необходимость создания входов, а не как поиск самих ходов.

Майор Соколовский был расстрелян в конце июня 1941 года в связи с выполнением известного постановления И. Сталина о пораженческих настроениях. Во время одной из первых бомбардировок Могилева гитлеровской авиацией он вместе с некоторыми должностными лицами оставил город и перебрался на левый берег Днепра. За это он, как и сотоварищи, был арестован и казнен, о чем сообщалось в местной газете.

Возможно, остатки подземных ходов в Могилеве использовались гитлеровцами при постройке защиты вдоль Днепра. До нашего времени в парке имени М. Горького сохранился дот, сделанный из бетона. Он имел пулеметные бойницы в два этажа. Некоторые говорят, что был еще один уровень и подземный ход, который соединял его с дотом, остатки которого сохранились на горе возле городской больницы.

Ученые утверждают, что в каждом замке, на случай осады, существовали выходившие за границы оборонительных построек скрытые ходы к воде. Могилевский замок не был исключением.

Анализ инвентаря Могилевского замка 1604 года позволил известной исследовательнице архитектуры Могилева  Т. Чернявской сделать вывод, что в замке существовало два подземных хода к реке Дубровенке или даже в Буйничи, к располагавшимся там монастырям.

Кроме того, сохранились сведения М. Гортынского о том, что в замке существовали тайники для хранения армейского снаряжения и пороха.

Первым на архивный документ обратил внимание доцент Костеров. Он же сообщил еще одну интересную информацию. Источником ее был И. Б. Бедулин, который принимал участие в проектировании и строительстве нового корпуса педагогического училища напротив медицинского училища по улице К. Либкнехта (теперь переулок Пожарный). Когда рыли котлован, был найден подземный ход, выложенный кирпичом. Он вел с горы в сторону Николаевской церкви. При дальнейшем строительстве ход был замурован.

Точно известно, что существовал подземный ход из здания Дома Советов в здание НКВД (теперь главный корпус Белорусско-Российского университета). Но он был засыпан где-то в 1960-е годы, когда произошел провал на проезжей части по проспекту Мира.

Краевед  Б. Сидоренко вспоминает про возможный ход, который соединял костел св. Станислава с резиденцией С. Богуш-Сестренцевича (находилась на сегодняшней улице Ленинской).

Много слухов породил таинственный ход, найденный в 1992 году при реставрации здания поземельного банка (сегодня Могилевский областной художественный музей имени П. Масленикова). Однако и его не исследовали и очень быстро замуровали.

Журналист  П. Минченко в одной из публикаций приводит свой разговор с А. Ю. Гольдом, который в 1950-е годы возглавлял ЖКХ Могилева. От него он разузнал, как при прокладывании коммуникаций по улице Первомайской нашли подземный ход, имевший потолок из кирпича высотой чуть меньше 2 метров и шириной 1,5 метра. В стенах через определенное расстояние находились ниши для свечек. Куда вел ход — неизвестно, его засыпали, а сверху положили асфальт. Он же припоминает разговор со старенькой женщиной, которая жила в одном из зданий в начале улицы Ленинской. Во время гитлеровской оккупации, когда не хватало воды, а идти к Днепру было довольно далеко, люди спускались под землю в какую-то галерею. Затем шли по ней около 50 метров, спускались еще на один уровень, и там текла вода. Журналист считает, что разговор шел о старинном искусственном водопроводе, проложенном когда-то в старой части Могилева.

По сведениям И. Филипповича, в 1967 году при расширении здания АТС была разобрана часть Фарного костела. В подвале были выявлены галереи, тянувшиеся за границы здания в сторону соседнего с ним бывшего Братского монастыря. Старожилы Могилева рассказывали, как сразу после войны в городе задержали банду преступников, которая занималась грабежом. Все награбленное они прятали в подвалах, находившихся вдоль улицы Болдина, где позже была АТС (сегодня «Могилевские телефонные сети»). Чтобы вывезти награбленное, под землю заезжал автомобиль «полуторка».

Существовали подвалы вместе с каменными подземными ходами и в Заднепровье. Как вспоминал директор СШ № 6 г. Могилева Китиков  В. И., в детстве, при строительстве гостиницы «Турист», лазил по подземному ходу, ведущему к Днепру. На этом месте когда-то находилась православная Петропавловская церковь.

Были большие тайные подвалы и под административными зданиями. В 1980-х г., когда строился мемориальный комплекс на Советской площади, проводились большие земельные работы. В результате них на площади были вскрыты большие подземные помещения из кирпича с потолком. Это хорошо видно на фотографиях, сделанных могилевским краеведом И. Филипповичем.

Имеется ряд других сведений о тайных подвалах: в городской каменной Олейной браме, под домом масонов, под зданием областного краеведческого музея и в других местах.

Были ли эти подвалы соединены подземными ходами? Возможно. Ведь все перечисленные здания находились рядом. В случае опасности подземные коммуникации помогали могилевчанам обеспечить прочную защиту города.

Почему про подземные ходы мало известно историкам? А потому, что их существование было большой тайной, которую пристально охраняли от посторонних. Это и породило большое количество именно слухов, а не документальных подтверждений.

Одной из главных могилевских тайн, которая всегда будоражила и продолжает будоражить умы горожан, не говоря уж об историках, и поныне остается гипотетичное существование подземных ходов и старинных подвалов с тайниками. В которых (говорят!), возможно, до сих пор лежит бесследно исчезнувший в последнюю войну крест Святой Евфросиньи. И в которые (говорят!), было дело, «без проблем въезжали целые грузовики»…

Куда вели скрытые ходы?

Схему этих загадочных лабиринтов, даже приблизительную, убежден известный краевед Николай Борисенко, не возьмется воспроизвести ни один из серьезных историков: точных сведений на этот счет нет, а город за столетия не раз перестраивался, хороня под новостройками прошлое?. С большим процентом достоверности можно предположить, что подземные ходы связывали между собой православные храмы, которых в городе тогда было множество. А еще — вели к Днепру.

По косвенным данным, добавляет исследователь могилевской старины Борис Сидоренко, в свое время тайный коридор соединял костел Успения Пресвятой Девы Марии (Святого Станислава) с резиденцией католического архиепископа Богуша-Сестренцевича (сейчас — Ленинская, 25). Благо, находятся они на одной оси, что видно и на старинных гравюрах.

Майор Соколовский не добрался до подземных казематов

В областном архиве общественных организаций сохранился любопытный документ, датированный 2 июня 1941 года. Докладная записка, в которой начальник штаба МПВО (местной противовоздушной обороны) Могилева майор Соколовский рапортует командованию о проведенных в городе работах по выявлению подвалов и подземных ходов — в случае начала войны их предполагали приспособить под бомбоубежища для населения. Опираясь на материалы, обнаруженные в местном историческом музее, и книгу Семенова-Тян-Шанского «Западная Россия», офицер сообщает: «…под старинными церквями должны быть большие подвалы, служившие в свое время для укрытия ценностей во время войн, и подземные ходы.., служившие путями скрытого ухода из города». А еще ссылается на «точные» данные старинных планов и документов, которые ясно указывают, что под Замковой горой, на месте нынешнего городского сада, когда-то находились подземные казематы для укрытия гарнизона и пороховые погреба. И, скорее всего, до сих пор стоят железные ворота, ведущие подземным ходом в замок. А от этого хода берут начало еще несколько ответвлений, ведущих не только в город, но и за город…

Добраться до загадочных казематов и ворот майору так и не удалось — не хватило ни средств, ни времени. А вот в церковные подвалы он заглянул и должил «наверх» о 956 квадратных метров «полезной площади для укрытия населения в момент бомбометания».

Самым большим и надежным из обнаруженных Соколовским оказался подвал кармелитского костела Успения Пресвятой Девы Марии (Св. Станислава) — почти 400 кв. метров площади, стены толщиной под 3 метра и прочнейшие (до 4 метров!) перекрытия. Небезынтересно и то, что в подвал военные спустились по потайной лестнице, находившейся в одной из колонн. Может быть, эта же лестница вела и в тайный ход, заканчивавшийся во дворце архиепископа?

«В подвале костела нет никаких загадок!»

Нынешний настоятель храма ксендз Роман Фоксинский эту версию считает несостоятельной. И утверждает, что никакой потайной ход к резиденции Богуша-Сестренцевича не вел и не ведет, все это вымыслы и городские мифы. Подземелье под костелом предназначалось исключительно для захоронений монахов. Впрочем, эти захоронения уничтожили при советской власти. Как и знаменитый здешний орган — второй по значимости в Европе. А вот лестница в колонне и в самом деле когда-то существовала, но вела не вниз, а вверх — на амвон; в 1990-х (при ремонте, ее просто замуровали).

Привидения в «секретке»

Много таинственных историй про костел рассказывали в свое время служащие архива, долгое время находившегося в этом здании. Тот же Борис Сидоренко, приходивший сюда смотреть фрески, вспоминает, как главная хранительница, историк по специальности, жаловалась, что очень страшно оставаться вечером одной на работе. «Сидишь, — объясняла она, — сбиваешь квартальный отчет и ясно слышишь, как кто-то ходит за спиной и жутко стонет, гремит цепями… Зажжешь верхний свет — все прекращается».

Те, кто верил в такие ужасы, говорили: ходят, мол, души усопших монахов. А может — простых горожан, погибших при обороне города. Ведь есть сведения, что немцы свезли тогда в костел трупы убитых и хранили их там аж до самой зимы.

Из бывших сотрудников архива нам удалось разыскать только Инессу Антоновну Молчанову, В последние годы она работала хранителем фонда, а заодно проводила экскурсии по костелу — в здании тогда было три этажа, и каждую фреску можно было рассмотреть вблизи. Так вот, она подтверждает: в костеле и на ее памяти происходило много необычного.

— Сидишь иногда в «секретке», за алтарем, — вспоминает она, — и вдруг сама собой открывается дверь «каталога». Потом отчетливо слышишь, как кто-то копошится, дышит за спиной. Оглянешься — никого нет. Иногда сам собой зажигался свет на третьем этаже. Мы еще шутили: привидения… И оправдывались вслух: мол, не по своей воле тут, в храме, работаем!

Какую дверь обнаружил карлик?

В костельные приведения, само собой, верили далеко не все. Но ведь происходили и другие странные истории. Однажды, например, из запертого помещения бесследно исчезли багор и ведро. Сигнализация, которая здесь всегда действовала, как часы, в этот раз почему-то не сработала. Сотрудники возмущались: «Как же так?! У нас допуск второй степени, а тут черт-те что происходит!»

В другой раз в костеле среди ночи вдруг объявился посторонний человек: хотел уничтожить компрометирующие его документы. Милиция принялась разбираться, как он пробрался в архив, и с помощью собаки обнаружила за алтарем в одной из колонн отверстие. Пролезть в него, правда, не смог ни один из милиционеров, и тогда на помощь вызвали карлика. Спустившись вниз по ступенькам, тот вроде бы наткнулся на какую-то замурованную дверь.

— У нас тогда много шушукались. И про потайную комнату, которую будто бы видно только сверху. И про подземные ходы из костела, — вспоминает Инесса Антоновна. — Один из них, по слухам, вел будто бы прямо к парку Горького, другой — аж к больнице… Но так это или нет, наверняка не знал никто. Милиция собралась и уехала. А директор на все наши вопросы отвечал одно: «Нечего поднимать панику!»

Истина где-то рядом…

Слухи на время затихли, но вскоре оживились опять: перед зданием костела рабочие укладывали кабель и вдруг наткнулись на какую-то старинную дверь. Молчанова, к тому времени «на почве фресок» подружившаяся со знаменитым Могилевским историком Иеронимом Филипповичем, не выдержала — пристала к нему с вопросом: «Так есть здесь подземные ходы или нет?» Тот ответил, словно отрезал: «Есть! Но это не твое дело!» А на очередной день рождения подарил альбом с фотографиями фресок из костела, подвальной кладки и коротким описанием истории кармелитов. Которые, в зависимости от полыхавших на нашей земле войн, то неслыханно богатели, то подвергались страшному разорению. Могли ли они в таких условиях подумать о системе скрытых ходов под землей и создании потайных комнат?

«Вполне!» — считает Борис Сидоренко. И подтверждает свои слова историческими фактами: при любимце Петра I Меньшикове, жившем в Могилеве на широкую ногу, местные жители многое научились прятать. Кармелиты — не исключение. Да и жилось им в те же петровские времена несладко! Чего стоит только один случай, когда Петр и Меньшиков, гуляя по Могилеву, в пьяном запале повесили на воротах двух кармелитских монахов.

«Все эти подземные ходы под костелом и потайные комнаты в нем — сказки, которые существуют в любом городе! — уверен ксендз Роман. — Это все такая же неправда, как и описанный некоторыми местными историками факт продажи католиками дворца Богуша-Сестренцевича могилевскому богачу Цукерману. Дворец у кармелитов отобрали русские власти, а потом уже продали его Цукерману…

В нашем храме просто двойной фасад и просторный подвал — без каких-либо тайн».

Кто знает истину? Только история…