Items filtered by date: ноября 2024

Корреспонденты MyCity.by Алеся Пучко и Яна Жданова поговорили с человеком, на глазах которого вырос Международный молодежный форум «M.@rt.контакт». Руководитель театра Белорусской драматургии Валерий Анисенко поделился мнением о том, каким сегодня должно быть искусство, а также рассказал, в чем он видит проблему современного молодого человека.

— Валерий Данилович, на фестивале Вы уже в пятый раз. Изменился ли он за это время?

— Когда все проходит хорошо, ты не фиксируешь изменений. Собираясь сюда уже в пятый раз, я не сомневался, что на фестивале мне будет комфортно в организационном плане, да и качество спектаклей не подведет. По этой причине я не анализирую изменения: хуже или лучше — не столь важно. Однако я более уверен в том, что время, проведённое в Могилеве, не потрачено впустую. Отмечу, что город заметно вырос в театральном плане. Фестиваль «образовывает» зрителя. Качество аплодисментов также стало другим. Горожане получили возможность видеть много хороших, выдающихся спектаклей и они стали определять их художественный вкус. Люди начали тонко чувствовать, и это самое важное.

— Фестиваль называется молодёжным. Какой Вы видите современную молодёжь? Какие проблемы стоят перед ней?

— Если говорить в общих чертах, то для человека любого возраста главный вопрос: «Кто я есть?». Чаще всего им задаются молодые люди. Дело в том, что к старости это переходит в разряд размышлений и понимания: ты что-то постиг, но переделать и изменить уже ничего нельзя. Именно так сложилась твоя жизнь. А в молодости вопросы «Как мне быть?» и «Как жить мне?» стоят на первом месте. Всё остальное — вторично. Поиск себя и смысла жизни остаётся актуальным во все времена.

— Существует мнение, что молодой актёр не может прочувствовать спектакль так, как его проживают мастера сцены. Вы согласны с этим?

— Нет, я категорически против этого! Яркий пример — Орловский театр, спектакль «Белое на чёрном». Там играют молодые актёры, но они же чувствуют!!!

— Значит ли это, что для таланта нет возрастных ограничений?

— Конечно, отсутствие таланта личным опытом не заменишь. Артисты из Орла так живут на сцене, что после их спектакля говорить не хочется — слова будут лишними. И это не выслуга их лет. Будет, к примеру, ходить по сцене старая перечница и трясти своими столетиями, и что? Молодые актёры имеют право на роли в спектаклях, они должны идти вперёд, искать своё место в искусстве. Я всегда повторяю своим актёрам: «Там, на Олимпе, наше место свободно. Надо просто идти туда».

— Одни люди приходят в театр, чтобы хорошо провести время и развлечься, другие — чтобы пережить новые эмоции, что-то переосмыслить. Так что же все-таки важнее?

— В первую очередь, театр — это образование души. Посмешить людей, заняться «петросяновщиной» — не функции театра. Театр должен потрясать. Это катарсис, очищение, слёзы. Конечно, может быть и смех, но ведь самое главное, повторюсь, именно образование души.

Мы живем в такое время, когда театр «размывают». Период на стыке столетий, тысячелетий. Так бывает всегда, когда меняется формация, эпоха, устоявшиеся принципы. Сейчас просто невозможна великая русская литература Серебряного века. А молодые люди разговаривают на уровне: «Твою мать....Твою мать...».

У Хемингуэя есть фразы в несколько слов, у Достоевского — на полстраницы. Их нужно прочесть и понять. Сегодня в нашем театре репетируют Достоевского, и выпускники Академии не могут прочесть текст (!). Это всё равно, что все время питаться фастфудом и вдруг сесть за стол с накрахмаленной скатертью, на котором — три ножа справа и три вилки слева. Человек не знает что делать. Нет образования, нет культуры, нет воспитания. Человеческая душа засорена, а её надо воспитывать. Любить себя надо, ценить.

— Валерий Данилович, как Вы относитесь к таким театральным экспериментам, как «Cafe «Поглощение» Евгения Корняга?

— Я бы назвал это не «Поглощение», а «Разрушение». Я это не принимаю. Мне, правда, любопытно было посмотреть на спектакль Евгения, но это не созидание.

— Вы имеете в виду, что особого вклада в развитие театральное искусство «Cafe «Поглощение» не делает?

— Нет, спектакль делает вклад, только отрицательный — он разрушает. Там затронуты слишком личные темы. Этого делать не стоило. Сегодня это превратилось в индустрию и культуру: кто с кем спал и сколько раз, какого цвета нижнее бельё у Аллы Борисовны Пугачёвой и т.д. Это разрушение, это бездна. Такие постановки не «собирают» человека, не воспитывают. Поэтому я принципиально против такого искусства. Искусство — то, что взращивает человека.

Алеся Пучко, Яна Жданова

Спектакль «М-П» заявлен в афише как «пафос и метафизический намёк на поэму Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки». В связи с этим два вопроса: первый — насколько совместим пафос России социалистической 1960-х и России капиталистической 2000-х (?), второй — что значит «метафизический»? Учитывая то, что постановка Ирины Зубжицкой уже состоялась как «культурный феномен» и фестиваля «M@ART.Контакт», и театральной жизни России вообще, поиск ответа на эти вопросы нам представляется любопытным.

Противоречивость натуры Венички раскрывается действительно метафизически: слева и справа от него — у прожекторов, освещающих сцену, — два антагониста. Первый — демон (это мужчина), который нашёптывает «Выпей, Веничка. 800 гр. вермута»; второй — ангел (женщина), наоборот, не разрешает расслабиться — «И это всё, что тебе нужно для счастья, Веничка?». Прекрасный классический приём, который позволяет, с одной стороны, услышать внутренние монологи героя, с другой — мотивировать его поступки (ответить на вопрос «почему пьёт?»). Наконец, оправдать пьянство — «чёрт побери», во всём виноват демон слева...

Ангел и демон сопутствуют человеку, однако не сражаются за его душу, а, как футболисты, перебрасывают с одной части поля в другую, играют Веничкой, иногда даже объединяются и мстят ему — бросают в омут пьяных оргий и драк. Добро и Зло в спектакле не полярные, а неотличимые, и это уже интересно... Демон — собутыльник, ангел — любовница... Интересные ипостаси Зла и Добра. Сливаются они в телешоу, которое, одновременно, и сатира на медиа, и доказательство правдивости рассказанной Ерофеевым истории. Оказывается, Венички сидели себе в зале...

Они, как и герой спектакля, отменно ориентировались в рецептуре алкогольных коктейлей, бурно реагировали на матерщину, в общем, объясняли, почему поэма Венедикта Ерофеева пользуется народной любовью уже без малого полвека. И ещё о дьявольщине... К слову (!), во время спектакля рухнул карниз над входной дверью и едва не зашиб очаровательных барышень. Совсем как у Булгакова... И это при том, что Веничка минут за десять напомнил о люстре, которая может упасть, «и хорошо было бы, что бы она упала на людей опохмелившихся»...

Ещё одна интересная деталь: на протяжении спектакля Веничка — то счастливый, то несчастный, то пошлый, то поэтичный. Он — разный, всё в его душе перемешано, как в коктейле «Слеза комсомолки». И это состояние опять передаётся метафизическими средствами — ангел и демон перебегают сцену слева направо и наоборот. Добро и Зло перемешиваются... И зритель уже не удивляется, почему демон отождествляется с сердцем (а сердце Венички всегда мучает жажда), а ангел с разумом (разум к Веничке всегда суров).

В финале постановки демон и ангел вообще меняются местами — Добро встаёт слева, а Зло справа. Так и хочется спросить, что значит вся эта «карусель»? На наш взгляд, включение в поле пьесы проблемы Теодицеи (с фр. — оправдание Бога за зло на земле). Поясним...

Веничка — хороший добрый человек, но несчастный и даже пропащий. Почему он — ЧЕЛОВЕК, созданный по образу и подобию Божьему, — несчастный? Потому что счастье невозможно! Поэтому и не приезжает Веничка в Петушки («где вечно цветёт жасмин»), поэтому и пьёт... Другой альтернативы для него нет. А что же ангелы — добрый и злой — какова их функция?

Нет доброго и злого ангелов — есть «озорные дети», которые смеются над человеком, пока Бог-Отец спит. Понятно, что метафизика в постановке Ирины Зубжицкой — лишь часть общей метафоры, где ангелы — судьба, а Бог — моральный Закон, которого нет, и, тем не менее, интересна традиция, на которую опирается режиссёр. Боимся предположить, но она очень далека от православной культуры и, скорее, польская, чем русская.

А теперь вернёмся к первому вопросу «насколько совместим пафос России социалистической 1960-х и России капиталистической 2000-х (?)». Да не отличаются эти две России... В этом-то и беда... Венички пока ещё характерны, а это значит — актуальны, а это значит, финал «поэмы» Ерофеева — всё ещё наша ближайшая перспектива. Надеяться не на кого, ведь Бог спит и о бедах наших не знает...

П. Леванович

22 марта состоялось обсуждение первого фестивального дня. Молодёжный форум «M.@RT.Контакт» взорвал театральное пространство Могилёва спектаклем «Пiнская шляхта» в постановке режиссёра Николая Пинигина. Пьеса вызвала немало споров среди критиков. На пресс-конференции побывала корреспондент сайта Екатерина Кирдяшкина.

Фарс-водевиль, предложенный на суд зрителей Театром им. Я. Купалы, может, и не завоевал восхищённых оценок критиков, но точно никого не оставил равнодушным! Лидия Бокова положительно отзывалась об актёрской и режиссёрской работе.

— Скажу, что очень приятно менять своё мнение о чём-нибудь в лучшую сторону. С режиссурой Николая Пинигина я знакома исключительно по работам БДТ. Честно говоря, не помню в них ни образного ряда, ни метафор. «Пінская шляхта» — это тот спектакль, который в корне меняет впечатление о режиссёре. Состоялось «спатканне» с чем-то родным, своим, кровным. И уже невозможно было просто оставаться в пространстве профессии. Произошло объединение души с задумкой режиссёра.

Надо сказать, что первую треть спектакля я всё-таки воспринимала как пастораль с понятной завязкой и закономерным концом, где любящие сердца обязаны воссоединиться. И впечатление сначала было достаточно созерцательное. Однако с приходом станового пристава в исполнении Виктора Манаева действие спектакля вышло на другой уровень, возник неподдельный интерес к пьесе. С приходом этого персонажа повествование уходит из чисто словесного плана, и возникает многоуровневость действия. На мой взгляд, перед нами очень серьёзная и интересная работа, выполненная мастером (и это сразу видно). Очень хорошо были сделаны массовые сцены, эпизод с дракой, где возникает целое побоище. Каждый персонаж в пьесе индивидуализирован, у каждого есть свой характер.

И последнее. В первой части спектакля, пока встречаются молодые люди, появляется новый претендент на руку девушки, эта пастораль играется в более мягком, «акварельном» ключе. Однако артисты почувствовали, что с выходом Манаева резко меняется восприятие постановки, и ушли от лёгкости, заменив её на «жирные» бытовые интонации. Поэтому мне кажется, что задача профессионалов — удержаться в этом элегантном и изящном рисунке. А так спектакль удался, на мой взгляд.

После этого выступления Татьяна Котович рассмотрела неполадки, связанные с переменой сцены, отметила талант Анны Хитрик и Виктора Манаева. Своё мнение о постановке сформулировал и Андрей Ястребов, профессор ГИТИСа, зав. кафедрой философии и литературы.

— Мне спектакль не понравился... Категорически не понравился! Я видел такое десятки раз. Наверное, вчера я был не самым удачным зрителем, потому что за последние полмесяца мне пришлось посмотреть массу «оригинальных» постановок. Эксперименты были настолько разнообразные по своей наивности и безвкусию, что невольно напрашивается параллель с данной работой.

Хотите спектакль «психологизировать»? Что ж, давайте попробуем! «Прогоним» через экзистенциализм? Прогоним! Чуть задекорируем постмодернизмом? Здорово! Но, знаете, не проходит! Почему? Потому что нужна везде какая-то более-менее взвешенная, рассудительная позиция.

Я отойду в сторону... После «Пiнскай шляхты» я посмотрел афишу всего фестиваля. И обратил внимание на жанровые формы, которые предлагаются теми или иными режиссёрами и театрами. Там нет ни одного «нормального» жанра. Или «страшненькая» комедия, или «весёленькая» трагедия, или ещё что-нибудь эдакое... Посмотрите, там только один спектакль, обозначенный просто — без указания определённой формы.

В работе использовалась масса эффектов и аттракционов. Всё это так! Однако речь о том, что всё это должно использоваться оправдано. То, что делает Николай Пинигин, делали лет 10 назад: мы берём все известные аттракционные приёмы и совмещаем их. Поэтому ничего не стыкуется! Артисты не могут жить в тех условиях, которые задаёт режиссёр. Насколько широк диапазон возможностей актёра, настолько он выживает в этой роли.

Почему массовые сцены не прошли? А очень просто! Актёры не знают, чем им заниматься. Почему работа Манаева отличалась от других? Потому что ему дали возможность раскрыть себя. Мне жаль многих актёров в этом спектакле. Искренне жаль. Потому что они не понимали, что играют, не понимали требований жанров, которые менялись ежеминутно. Такое невозможно! Нельзя снять «масочку», положить её и забыть. Потому что драма — это целостное произведение искусства.

Я никого не хочу оскорбить! Я тоже патриот своей страны... Но давайте патриотический «гэк», который Пинигин допускает в своём спектакле, снимем. И что останется? У нас останется спектакль о Беларуси? О Родине? Нет! Спектакля вообще не будет! Потому что всё в нём можно заменить, как в цирке: сегодня наши тюлени играют морячков, а завтра будут гвардейцев играть...

Я понимаю прекрасно, что патриотизм — это одно из первых чувств, которые мы должны испытывать. Для меня это святое! Однако здесь патриотизма мало. Выдавать безвкусие режиссёра за патриотизм... Это нехорошо... Мне так показалось.

Мы должны всё-таки говорить о европейском уровне режиссуры. Не может быть национальный режиссёр. Он должен всё-таки выйти на какой-то уровень. Я ожидал увидеть освежённого, глубокого, мобильного и мощного человека-режиссёра. Я этого не увидел. Мне жалко актёров. Спасибо, друзья.

Екатерина Кирдяшкина

Невероятное потрясение, шок вызвал у могилевских зрителей спектакль Геннадия Тростянецкого «Белое на черном» Орловского государственного театра «Свободное пространство». В основе спектакля — история, разрушающая барьер между состраданием и безразличием, правдой и ложью. Перед зрителями широко распахнуло двери царство лицемерия, обмана и безразличия. Спектакль не просто выворачивает наизнанку нашу испачканную черной краской жизнь, а показывает ее самые мелочные, самые «скользкие» и отвратительные стороны. Он обличает все человеческие пороки, заставляет свергнуть власть бездушия. Яна Жданова и Алеся Пучко высказывают своё мнение о спектакле «Белое на чёрном». Читайте с удовольствием...

Давно известно, что жизнь — штука полосатая. Только для одних она белая в чёрную полоску, а для других, наоборот, чёрная в белую. Всё зависит от того, с какой стороны и под каким углом на неё смотреть. После просмотра спектакля «Белое на чёрном» угол зрения у многих поменялся. Орловский государственный театр «Свободное пространство» полностью оправдал своё название — оставил огромное пространство для размышления. Пусть каждый решит сам: заполнять его или нет, а размышлять есть над чем.

О дискриминации по расовым признакам вы слышали? Действительно, об этом знают все, а вот о дискриминации людей с ограниченными возможностями известно лишь единицам. Однако отрицать её существование глупо: инвалидов избегают, при виде их стыдливо прячут глаза. Люди привычно изгоняют слабейших...

В основе постановки режиссёра Геннадия Тростянецкого — автобиографический роман внука генерального секретаря испанской компартии Рубена Гонсалеса Гальего, воспитанника советского интерната для детей-инвалидов. Начало истории — в далёком 1967 году. Студенка Московского Государственного Университета, испанка по происхождению, влюбилась в русского студента и родила мальчика-инвалида. Отца ребенка уличают в безнравственном поведении, а мать высылают из страны. Ребенок оказывается в детдоме.

Его жизнь — это кровать, выплавленная, как и люди, из холодного бездушного метала. Для окружающих он — просто мебель, часть интерьера, которая раздражает, вызывает отвращение и аллергию.

Открытие спектакля неожиданное — на сцене появился человек с клоунским гримом на лице. Он истерично смеялся, налаживая диалог с публикой, вытянул на сцену девушку, попросил её написать на бумаге имя «Рубен», «не пользуясь руками». Девушка вывела имя на листе, зажав маркер зубами. Зрители были в замешательстве.

Начался спектакль, в котором было всё: смех, слёзы, дружба, вражда. На наш взгляд, сцена с маркером потрясающе функциональна — режиссёр очертил проблему пьесы, показал то, как горько не иметь возможности держать ручку или карандаш в руках, быть не таким как все. А главный герой, Рубен Гонсалес Гальего, «не такой как все» по трём причинам. Во-первых, не гражданин СССР (испанец), во-вторых, инвалид, наконец, в-третьих, сирота.

В предисловии к своей книге Рубен Гальяго напишет: «Человеку очень часто надо быть сильным. И добрым. Позволить себе быть добрым может не каждый, не каждый способен перешагнуть барьер всеобщего непонимания». Испанцу это удалось. Про таких говорят: человек с большой буквы.

Апартаменты Рубена — больничные палаты. И декорации спектакля соответствуют — напоминают то ли стерильный хирургический кабинет, то ли коридор морга: белый кафель на стенах и на полу, и полная изоляция — вокруг ни души.

Спектакль эмоционально очень сильный! На сознание воздействуют не так слова, как музыка и хореография. У артистов потрясающая пластика. По сюжету, Рубен постоянно переезжает из одного учреждения в другое. Везде — такие же, как и он, Люди, которые живут под иллюзорной пеленой любви и заботы СССР. Они не могут получить элементарного права распоряжаться своей жизнью. Не могут объяснить окружающим, что, как и все, имеют право на существование. Участь Рубена и его друзей — гнить в холодных грязных комнатах интернатов и домов для престарелых.

Но они вырвутся и обязательно найдут свое счастье. Главное — поверить в то, что на свете осталась хотя бы малая часть людей, способных избавить «калек» от косых взглядов, глупых насмешек и нескончаемых унижений.

Особенно врезалась в память следующая сцена: 5 человек открывают банку консервов, режут колбасу. У кого-то нет руки, у кого-то — ноги, а у кого-то — ни того, ни другого. Инвалиды непостижимым образом переплетаются, срастаются в единый, прекрасно функционирующий организм. Это действительно впечатляющее зрелище!

Шокирует жестокость нянечек, медсестёр и учителей. Они не просто безразличны к своим подопечным, они презирают и ненавидят их. «Вы хуже фашистов, — обращается Рубен к русским нянечкам, — те инвалидов убивали, а вы мучаете!»

Рубен умнее многих своих здоровых сверстников. Мама его школьного друга Саши хотела мальчика усыновить, но... ёй это сделать не позволили. Саша так крикнул: «Не должно быть детских домов!», что мурашки побежали по телу. Даже у взрослых, серьёзных людей на глазах появились слёзы.

Об ужасах в детских домах ходят легенды. Рубен, пройдя сквозь них, не обозлился. Он верит в то, что всё будет хорошо, что найдёт мать (и он сделает это через 20 лет), что увидит настоящую жизнь. Увидел! Рубен едет в США. Поездка напоминает американцами комиксы: яркие картинки, расставленные в нужном порядке, идеальный мир без насилия и дискриминации. Возвращение в Союз приносит новое огорчение: Рубена перевозят в дом престарелых.

Такова участь всех достигших совершеннолетия инвалидов. «Здесь люди не живут, здесь умирают». В этом царстве уныния Рубен находит свою любовь. У него всё будет хорошо. А что станет с другими, такими же? Их ждёт либо ничтожное существование, либо смерть в одиночестве. За что? Чем они провинились? Никто не заслуживает такой жизни и такой смерти.

Спектакль завершается монологом нянечки, работавшей в детском доме Рубена. Русская женщина, она молилась и ставила свечки за каждого своего подопечного. А ещё записывала их имена на бумажки, чтобы сохранить память. «Кто, если не я?» — этот вопрос задаёт режиссёр всему зрительному залу.

Смеем предположить, что Геннадий Тростянецкий с особенной силой акцентирует внимание на том, что герои его постановки — не вымышленные персонажи, а люди реальные, живущие среди нас, нуждающиеся во внимании и заботе...

Яна Жданова, Алеся Пучко

Спектакль «Галка Моталко» С.-Петербургского молодёжного центра «МИГ» отменён. Напомним, в программе фестиваля «М@rt.контакт» эта постановка значилась под номером четыре. За сорок минут до начала спектакля одна из актрис, исполнительница главной роли, получила травму. Произошло это на сцене во время репетиции. «Девушка разминалась и, зацепившись за металлическую часть ширмы, повредила колено и связки на ноге, — в интервью нашему корреспонденту сообщила режиссёр Мария Романова. Так же она добавила, что актрису отвезли в Могилёвскую областную больницу. «Беда в том, что во вторник она играет на минской сцене». Полный текст интервью с Марией Романовой — в материале.

«К сожалению, переиграть спектакль не удастся, — заметила наша собеседница. — Если пойдёт отёк, актрисе придётся делать операцию. Очень горько, что мы напрасно приехали. Жаль! Постановка, я думаю, вашим зрителям пришлась бы по вкусу». Говоря о несостоявшемся спектакле, Мария Романова невольно затронула актуальную для фестиваля тему молодёжной сцены.

— С молодёжью необходимо говорить на их языке, — подчеркнула она. — Только в этом случае к вам прислушаются, особенно если речь об их проблемах. Конечно, язык молодых не сказать, чтобы сильно театральный. У вас, например, на афише написано, что зрителям до 18 лет на «Галку» вход запрещён. Почему? Объяснили так, что в постановке звучат бранные слова. Действительно, раза два или три они произносятся. Но, мне кажется, что это не только не страшно, но и нормально. Для Новой драмы я бы не сказала, что пьеса сильно «матерщинная».

Подчеркну, не нужно бояться разговаривать с молодыми людьми на их языке. Ведь они чувствуют — театр им показывают или жизнь. А как по-другому вы воспитаете зрителя? Будет ли ходить этот зритель в театр, будет ли вслушиваться и воспринимать, если с ним заговорят на «высоком языке»? И это не значит, что театр спустился до уровня зрителя. Скорее, театр пошёл навстречу зрительскому восприятию... Можно ведь подтягивать молодых людей к каким-то темам с помощью их языка. Не скажу, чтобы воспитывать, но... Впрочем, почему нет?

Говоря об эстетике Новой драмы в пьесе «Галка Моталко», Мария Романова уточнила, что на петербуржской сцене её влияние сведено к минимуму. «По сравнению с Москвой, Питер довольно консервативен. Сейчас Новая драма у нас только начинается».

—Для таких вещей, как наш спектакль, не нужна классическая театральная площадка, скорее, необходимо некое пространство. Например, есть такой проект «Этажи». Там очень много молодёжи. Определённые люди и определённое место. Если «Галку» поставить там, то зритель пойдёт. Конечно, не театральный зритель — он такие вещи воспринимает тяжело. Я имею в виду молодых...

Говоря о стремлении современных режиссёров к эпатажу, Мария уточнила: «Наша постановка не шокирующая, в ней нет психологического давления. Я, вообще, против агрессии. Да, у нас появляется алкоголь, есть сцена с клеем... Я пытаюсь разобраться: наркотики — потому что классно или они следствие трагедии? Проблема сама по себе тёмная, непростая...»

П. Леванович

Второй «контакт» состоялся в «Кубе». Этот могилёвский ночной клуб, буквально, наводнился критиками и театралами. Уже за 20 минут до премьеры яблоку негде было упасть. На маленькой сцене: два ди-джея и странный парень, похожий на скинхеда. Режиссёр, обезумев, мечется по залу, отдаёт последние указания. Никаких декораций! Никаких третьих звонков! Никакого пафоса — обычное тусовочное место, в котором «с театром покончено». Но не это главное... Спектакль «Cafe «Поглощение» шокировал и содержанием, и формой. Собственно, после триумфальных «Не танцев» от Евгения Корняга ждали чего-нибудь этакого, с перчинкой андеграунда, но чтобы такого... Из сердца «Кубы» — говорит и показывает наш собкор.

Однако, прежде — несколько слов о самом спектакле: его премьера состоялась в 2009 г. Режиссёр — Евгений Корняг, хореограф — Ольга Скворцова, художник — Сергей Шабохин. Сюжет — не перескажешь... Представьте, что вы попали на самую дикую вечеринку, которая когда-либо случалась, — пол дюжины подвыпивших барышень готовы пооткровенничать на сцене. Они танцуют так, как вы не танцевали на вашем 18-летии, они курят, пьют вино и заигрывают с публикой. Никаких рамок, никаких пограничных столбов между зрителями и актрисами не существует.

Девушки втаскивают в свой мир одного за другим посетителей «Кафе», они взгромождаются на динамики, запросто разговаривают со зрителями, а, самое главное, скармливают публике свои проблемы. Шок! Именно такое впечатление оставляют их монологи... Хотел Корняг того или нет, но «на сцене» материализовались «элочки людоедки», потребительницы, жрицы религии и философии фастфуда. Их монологи заставляли краснеть, некоторые, не выдержав оголённой правды «театра Корняга», спасались бегством.

И немудрено — барышни солировали, оскорбляя вкусы и раздвигая рамки дозволенного. Они исповедовались в самом сокровенном, интимном... Каждая — клубок комплексов и проблем, каждая — воплощение пошлости и горести. «Секс как средство обогащения», «макияж как религиозный обряд», «похудение как идея фикс». Всё, что они говорят и что делают, оставляет впечатление нереальности, гротеска, фантасмагории. Девушки — продукт «медийной» культуры, воплощение пошлости... и жестокости.

Сказать о том, что всем понравился спектакль, что все были от него в восторге нельзя... Точно также как нельзя сказать о том, что «Поглощение» было всеми встречено равнодушно. Целая гамма сложных эмоций отражалась на лицах зрителей — интерес к эпатажу, удивление, отторжение монологов, желание танцевать под зажигательные ритмы... На спектакль смотрели так, как обычно смотрят на стихию, — со страхом и интересом.

Режиссёр то и дело пересекал зрительный зал — очевидно, волновался. После монолога девушки, которая посоветовала: «Открой мужчине свои золотые ворота, и он откроет тебе свой счёт» члены жюри стали уходить. Евгений с досадой, нервно, вжав голову в плечи прошмыгнул мимо столиков и спрятался за колонною — уселся на диван и замер. Он казался убитым и разочарованным... В этот момент я рискнула с ним заговорить.

— Все критики ушли, — вместо приветствия сказала я. — Вы боитесь, что вас не поймут?

— А чего мне бояться? — улыбнулся Евгений (было заметно, что ему необходимо выговориться). — Я не знаю, что именно им не понравилось... Наверное, сложно выдержать всё это...

— У вас экспериментальные работы. Вы направлены на интерактивность... Думаете, будущее за рамками театральной сцены?

— Нет, классика, Чехов, конечно, останутся... Но, мне кажется, сегодня необходим поиск новых выразительных средств. Нужен эксперимент — что-то подойдёт, а что-то — нет. В моём случае приходится лбом таранить стену. Может, что-то я не уловил, что-то не понял... Понимаете, первому всегда идти очень тяжело. Если бы я боялся критиков, не делал бы этой работы.

Для меня безумно скучно быть полностью уверенным в своей постановке. Спектакли, где всё гладко, меня не удивляют, не цепляют. Мне на них скучно... Есть, конечно, хорошие современные спектакли... Некоторые я смотрю и получаю колоссальное удовольствие... Это другой театр! Я занимаюсь другим театром!

Нет, мне не страшно, хотя я и не в восторге от того, что половина критиков ушла. И в этом тоже есть кайф! «Идите, занимайтесь своим театром!» Ведь я нигде не говорил о том, что «Поглощение» — это спектакль. Хотите, любите, хотите — нет! Мне надоело болото, в котором ничего не происходит.

— Завтра вам предстоит серьёзный разговор на пресс-конференции...

— Я готов...

— Здорово, что есть такие вещи, о которых можно спорить до хрипоты...

— Естественно... Когда всё просто, понятно... зачем тогда устраивать фестиваль? Должен быть драйв, должны подниматься молодёжные проблемы... В этом спектакле, например, их очень много. Каждая девушка — это набор комплексов. Я не говорю о том, что делаю вещи, которые всем по вкусу, но и это должно быть! Зритель должен сделать выбор, он должен сказать: «Всё! Не пойду, — достал он уже со своими экспериментами. Выпендривается, зазнался...».

Пусть говорят. Но в зале обязательно есть человек, которому необходим этот разговор. Посмотрите, насколько откровенный был разговор о сексе... Мне мама такого не рассказывала... На западе до сих пор считают, что у нас нет секса, что мы ходим в лаптях... Что про нас думают в Европе? Спрашивают: «Что у вас разве телевизоры и Интернет есть?» Есть! Здесь тоже люди, и мы нормальные! И у нас тоже много человеческих проблем!

— В спектакле женщины рассказывают о своих проблемах. Пригодится ли их опыт мужчинам? Нужно ли вот так, откровенно, говорить о женщинах в присутствии мужчин?

— Я не задумывался об этом... Мне интересны женские персонажи, мне интересны женщины... Я хочу разбираться в них, потому что своё мужское начало я знаю, а здесь я занимаюсь поиском. Женщина и тоньше, и грубее, она психологичнее, сумасшедшее — говорит одно, делает другое! И в этом интересно разбираться... У мужчин тоже может быть много загадок. Ну, например, из тех проблем, которые поднимаются в спектакле, очень многие присущи мужчинам. Сейчас нет границ — есть и мужчины-«шопоголики», и мужчины с сексуальными проблемами... Есть мужчины, которые любят красивую одежду, которые замыкаются на своей внешности. Так что этот спектакль для всех — и для мужчин, и для женщин.

Получится или нет? Не знаю... Это эксперимент, даже если провальный. Это шаг вперёд! В любом случае, всё равно — успех! Я надеюсь, что молодые режиссёры увидят «Поглощение» и станут смелее...

— И все же, какова основная проблема спектакля?

— Этот спектакль направлен против современного медийного пространства. Против того, чем нас «кормят» по телевизору... Я отказался от «ящика», потому что понял: эта дрянь засасывает! Мне на уши вешают лапшу, продают кашу «Здоровье». Она для всего, и не для чего! Над нами смеются... Я думаю, что современный человек должен уметь выбирать, что ему «жрать», а что не «жрать»... Многие перестали думать... Они поглощают всё подряд! Примеряют на себя то, во что не могут влезть.

— Актрисы импровизируют?

— Да, 80% — импровизация.

Я поблагодарила Евгения за откровенный разговор и вернулась на своё место у края «сцены». Спектакль подходил к концу. Происходящее напоминало мистерию: девушки рожали «мёртвых детей», «жрали» кашку «Здоровье», глотали ЛСД, бились в истерике, в общем, сходили с ума, вовлекая в свои жуткие «не танцы» зрителей. Понравился им спектакль или нет (?) — во всяком случае, не оставил равнодушными, вызвал сильнейшие эмоции, быстро избавиться от которых не удастся.

Виктория Аминова (театральный критик, С.-Петербург):

— Я очень ждала эту постановку, потому что два года назад на меня самое сильное впечатление произвёл спектакль Евгения Корняга «Не танцы». Незабываемые впечатления! А этот спектакль во многом меня не устроил... По сравнению с «Не танцами», «Поглощение» проигрывает. Прежде не было такой атаки на зрителя, было больше метафор.

Все монологи девушек — прямо в лоб. Они говорят то, что подразумевают, и ничего за этим не стоит. Очень прямолинейно! Но что-то в этом театре и в этих актрисах есть, какая-то очень сильная энергетика, а самое главное, они верят в то, о чём говорят. Они — молодцы... Моя претензия, скорее, к режиссёру... Актрисы произвели сильное впечатление, а финал спектакля, на мой взгляд, распался.

Хотя, если сравнивать «Пинскую шляхту» и этот спектакль, то я бы отдала свой голос за «Поглощение». Я за такой театр — актуальный и искренний. В купаловской постановке всё профессионально, но ничего меня не зацепило... А здесь есть впечатления, есть то, о чём можно поговорить... Это что-то современное! Этот эксперимент хочется смотреть. Вот если бы из этого спектакля убрать текст, он намного выиграл бы... А так — монологи примитивные!

— Вы думаете, что из-за этого критики ушли?

— Да, я думаю из-за этого и из-за того, что спектакль распался на сцены. Моим коллегам давит на уши музыка, они не могут «словить» драйв. А я человек этой культуры, и музыка меня не подавляет... По визуальному ряду я смотрю: «О, да — классно, меня всё это затягивает! «Поглощает», если хотите! Я вижу настоящий театр, правда, в период неудачи...

П. Леванович

О спектакле с интригующим названием «Кафе «Поглощение» смело можно сказать то, что он самый молодежный из всей конкурсной программы фестиваля «M@rt.контакт-2010». «Что может быть ближе и понятнее современным молодым людям, как ни клубная жизнь, жизнь поколения, которое вобрало в себя все пороки и грехи предшественников?» — задаются вопросом Яна Жданова и Алеся Пучко. Читайте мнения молодых...

«Кафе «Поглощение» — это мир, который переваривает тебя целиком. Режиссер Евгений Корняг попал в точку, выбрав местом демонстрации спектакля ночной клуб «Cuba». Атмосфера этого заведения помогла наладить нужный контакт между актерами и зрителями. «Кафе «Поглощение» — спектакль для молодежи и о молодежи. В персонажах каждый мог узнать частичку себя, черты своих друзей и знакомых.

Героини не называют друг друга по именам. Каждая — собирательный образ. Одна считает смыслом жизни бесконечные тусовки. Она постоянно кричит ди-джею, чтобы тот сделал музыку громче. Она ненавидит паузы между треками, ведь тишина возвращает её в реальную жизнь. И только наркотики помогают ей оттянуть это возвращение. Ей важно чувствовать ритм музыки, ведь других чувств она не испытывает.

Другая девушка — поклонница глянцевых изданий. Она никогда не расстается с красной ковровой дорожкой. Это помогает ей верить в то, что она ничем не хуже «отфотошопленного» изображения на обложке очередного глянца. Она жертва диет и заложница модных брендов. Для неё ответ на вопрос «Как добиться совершенства?» очень прост: туже затянуть корсет и, хотя бы в мечтах, отправиться за «Оскаром» или «Гремми», блистая сверхдорогими бриллиантами и шурша подолом платья из последней коллекции Versace.

Следующая героиня беременна, но это не мешает ей вести прежний образ жизни: выпивать, курить и танцевать до рассвета. Она ненавидит своего еще не родившегося ребёнка. Ненавидит всех детей, считает их помехой: «Неужели во мне что-то шевелится?»

«Нет эмоциям, ведь от них появляются морщины!» — это девиз очередной посетительницы «Кафе «Поглощение»: лицо без признаков старения, упругая грудь и ягодицы — смысл её жизни. Для ещё одной любительницы клубной жизни секс — это источник прибыли, её профессия. Она спит с мужчинами из-за денег. Все посетительницы «Кафе» живут сегодняшним днём. Их не волнует, что будет завтра. Это одна из главных проблем. Наше поколение живет, согласно девизу «После нас хоть потоп!».

Заслуга Евгения Корняга в том, что он не просто показал клуб и его обитателей, а довел историю до логического завершения. В финале героинь не ждет ничего хорошего. Каждая остается несчастной: рождение мертвого ребенка, суицид, сумасшествие, потеря смысла жизни... Спектакль заставляет задуматься о том, стоит ли менять реальность на иллюзию. Каждый сам делает свой выбор...

Пучко Алеся, Жданова Яна

«Пинской шляхтой» открылся V Международный молодёжный фестиваль «M@rt.контакт-2010». Театр имени Янки Купалы представил блестящий актёрский ансамбль: в постановке Николая Пинигина задействованы такие звёзды национальной академической сцены, как Геннадий Гарбук, Виктор Манаев, Павел Адамчиков, Наталья Кочеткова, Анна Хитрик и др. Художник-постановщик спектакля — Ольга Мацкевич, композитор — Андрей Зубрич. Едва ли творчество классика белорусской литературы Винцента Дунина-Мартинкевича когда-либо ещё находило столь неожиданное, и столь яркое сценическое воплощение... Впрочем, «Пинскую шляхту» Н. Пинигин запланировал поставить в Варшаве. Возможно, польская премьера будет ещё ярче и ещё драматичнее...

То, что фестиваль начался с постановки на белорусском языке, — факт знаменательный! Всё-таки классика, да ещё в такой актёрской огранке... К тому же, благодаря «Пинской шляхте» можно сравнить театр академический и экспериментальный. Ведь вчерашнее «Поглощение» — тоже белорусский театр, который, кто знает, лет через 40 вполне может «забронзоветь»... Не будем забывать и о том, что прочтение Пинигиным классических литературных сюжетов некоторыми расценивается как верх модернизма... Правда, после вчерашней «революционной» премьеры в «Кубе» на это не хочется обращать внимание...

Фабула хрестоматийного произведения всем известна. Поэтому мы не будем подробно останавливаться на сюжетных линиях и персонажах. О постановке достаточно много писали в республиканской печати, и, хотя отзывы неоднозначные, большинство критиков сходятся в том, что «спектакль всё-таки хороший», с чем мы также не будем спорить — спектакль действительно хороший! Остановимся лишь на тех моментах, которые представляются нам «хулиганскими», т.е. с точки зрения режиссёрской работы — спорными.

Прежде всего, спектакль не историчен, а для академической сцены концептуальное «попадание во время», наверное, представляется важным. Да, шляхтичи в кунтушах и с мечами-кордами в руках, да угадывается «чёрная пятилетка» Муравьёва-вешальника, но не более того — эпохи Калиновского в спектакле нет!

Тень последнего восстания ложится на финальные сцены — царский чиновник в который раз ссорит шляхту, та дерётся и, словно с похмелья, отправляется с боевыми хоругвями в дорогу... Однако трагизм бесправного положения, деградация пинских нобилей полностью теряется в контексте всей пьесы, содержание которой в большей степени водевильно-музыкальное, чем трагическое.

Впрочем, на «хулиганство» этот нюанс не тянет... Возможно, не совсем академический спектакль, но в контексте других пинигинских постановок — «Сымона-музыкі», «Ідыліі» и «Тутэйшых» — удивляться не приходится: антиисторичная «Пинская шляхта» вполне логична и даже закономерна. А вот интерпретация образов Гришки и Марыси вызывает недоумение. Марыся — бесконечно мила, элегантна и даже жеманна, похожа на барышню-крестьянку из «Ідыліі».

Была бы дочка Тихона Протосовицкого пани Юлией («Ідылія») — не было бы беды, но ведь героиня ведёт себя так, словно живёт не в середине 19 века, а в начале 21-го! Амуры, интриги, романсы, плутовство — это, скорее, из репертуара девушек «Кафе «Поглащение», чем дочки белорусского Полесья. То же самое можно сказать и о Гришке — Фигаро да и только! Оба персонажа: а) вопиюще не историчны; б) совершенно не национальны. А ведь они — главное в пьесе Д.-Мартинкевича.

Интерпретация конфликта также вызывает сомнения — он решён в духе Бомарше, но никак не в духе В.Д.-Мартинкевича. Подчеркнём, речь ведь не просто о разночтениях с рядовым автором литературы 19 века, а с отцом белорусской драматургии (именно так следует понимать личность В.Д.-Мартинкевича). Поэтому уход в сторону от текста одновременно — и уход от «белорускости», от национальной театральной традиции.

Подчеркнём, Н. Пинигин создал хороший спектакль, но не национальный. С таким же успехом действия постановки можно перенести в аккупированную Англией средневековую Францию, в Польшу, Украину... Казаки ли «Тараса Бульбы», «шляхтичи ли на загроде» — разницы никакой...

Кроме того, действия шляхты ничем не мотивированы, а мотивировать их можно лишь историческим контекстом. Получается водевиль там, где, на самом деле, трагедия — назвал Тюхай-Липский Протосовицкого мужиком, а тот ему — оплеуху! Казалось бы, всего-то — безделица, если, конечно, не знать о разборе шляхты и о том, что значили клейноты нобиля для наших предков в условиях крепостного права.

И, в завершение, несколько слов о типологических параллелях: на фестивале «Пинская шляхта» — ещё один спектакль, посвящённый чиновникам (та же тема в «Тарелкине» Могилёвского облдрамтеатра). Крючков — образ интересный и, благодаря потрясающей игре Виктора Манаева, талантливо воплощённый на сцене.

Кроме всего прочего, Крючков — персонаж гротескный, что делает его похожим (а мы имеем ввиду лишь эстетику гротеска) на Варравина и Тарелкина. С той лишь разницей, что первый — образ комичный, а два других — скорее, демоничные. В любом случае, на фестивале — две чеканки одной и той же медали-проблемы (бюрократии).

П. Леванович

Интервью после спектакля:

Виктория Аминова (театральный критик, С.-Петербург):

— Это фестивальный спектакль?

— Абсолютно не фестивальный... На него идёт публика и платит деньги. Такие спектакли тоже нужны, но для определённой аудитории.

— У нас белорусские критики очень корректны в отношении этого спектакля...

— Да, я знаю... Режиссёр Пинигин и в С.-Петербурге, и в Беларуси занимает особое место. У нас если спросят, «Как нельзя ставить спектакли?», сразу назовут фамилию Пинигина. На мой взгляд, «Пинская шляхта» — это спектакль с нулевой режиссурой. Николай всегда берёт пьесы с хорошей интригой. И хорошие актёры играют! Но заслуги режиссёра здесь нет!

Татьяна Орлова (Минск, БГУ, профессор):

— Фестивальный ли это спектакль?

— Как сказать... Он ведь не создавался, как фестивальный... Он создавался как сценическое произведение о Беларуси — о том, какое у неё достоинство, гордость, какая она голоштанная при этом...

— Открывать форум белорусской классикой, это плюс?

— Это очень правильно! Театр Янки Купалы — это наш главный театр. «Пинская шляхта» — хороший спектакль. И это правильно, что национальный театр открывает фестиваль. Потом будет много российских театров — это уже другая классика... Больше ничего белорусского на «Мартконтакте» не будет.

Сяргей Кавалёў (Польша, прафесар, драматург):

— Скажыце, ці фестывальны гэта спектакль?

— Я думаю, што пастаноўка сапраўды вылучаецца і, напэўна, яе не будзе ў конкурснай праграме. Ёсць традыцыя: некалі быў «Сымон-музыка», цяпер — «Пінская шляхта». Добра, што ў фестывальнай праграме запланаваны спектакль на беларускай мове. Праўда, узнікае пытанне, чаму толькі адзін? Звычайна, беларускі тэатр асацыіруецца з купалаўцамі і з класікай. Можна было б паказаць і які-небудзь маладзёвы спектакль — тую ж працу Пінігіна «Translation».

— Ці шмат засталося класікі ў спектаклі?

— Тэкст застаўся... У якім цяпер спектаклі што застаецца ад класікі?! Звычайна, смелыя інтэрпрэтацыі... застаецца дзесятая частка ад тэкста, а тут усё зроблена ў добрай манеры Мікалая Пінігіна, калі жыва чытаецца класіка, дадаюцца нейкія вершы, песні. Для мяне «Пінская шляхта» — гэта ў першую чаргу спектакль Манаева, каб не было яго ў ролі Кручкова, цяжка было б уявіць гэты твор. Я ведаю, што Пінігін зараз збіраецца ставіць «Шляхту» ў Варшаве, але з Манаевым. Актор развучвае польскую мову і будзе іграць. Гэта цікавы праект...

— Наколькі надзённы для моладзі гэты спектакль?

— Гэты спектакль і для старых, і для маладых... Наконт надзённасці няма сумненняў. Можна так сказаць: на жаль, гэты спектакль надзённы.

Генадзь Гарбук (Народны артыст Рэспублікі Беларусь, выканаўца ролі Ціхона Пратасавіцкага):

— Калі ўзяць першааснову п’есы Дуніна-Марцінкевіча і параўнаць са спектаклем, то атрымаюцца не надта розныя рэчы. Там таксама былі і чыноўніцтва, і здрада Радзіме. Кручкоў — гэта ж наш, беларус. Пачытайце тэкст: «Я ж ваш, я — родны! Я шляхціц!» Тут гутарка вядзецца пра сваіх здраднікаў. Вось у чым канфлікт! І гэта будзе, на жаль, актуальным заўсёды! А тое, што шляхта ўздымае харугвы ўгору, — мара аб тым, што было...

— Віктар Манаеў (Заслужаны артыст Рэспублікі Беларусь, выканаўца ролі Кручкова):

— У вас роля складаная: Кручкоў — зладзюган...

— Не-е-е... Кручкоў — цудоўны, таленавіты чалавек... Ён вельмі добры і надзвычай любіць сваю працу. Як і ва ўсялякай галіне, існуюць таленавітыя людзі — ёсць артысты, а ёсць асэсары... Ён жа любіць гэтых людзей, пінскую шляхту... Што ж рабіць — талент паралельна існуе з чалавекам.

Анна Хитрик (исполнительница роли Марыси):

— Николай Николаевич Пинигин не ставил спектакль о 19 веке. Он ставил спектакль о современной истории, которая проходила вчера, сегодня, завтра. Это история девушки, парня... Моя героиня сомневается... Это не случай Ромео и Джульетты.

18 марта в Могилевском драмтеатре состоялась премьера спектакля Саулиуса Варнаса «Тарелкин». Литовский режиссер предложил могилевскому зрителю диалог на тему зла, божественного начала и спасительной силы любви. «Поднимается занавес, — пишет автор рецензии, — и зритель попадает в ад, переполненный бесами, чертями, демонами и дьяволятами. Неудивительно, что в нем стоит удушливый запах тухлой рыбы и роятся назойливые насекомые».

На сцене появляются «мы» — безликие и послушные чиновники, которые вынуждены жить в складчину. «Скованные одной цепью» шагают в ногу, едят с руки и подчиняются одному кукловоду — генералу Варравину (Владимир Петрович).

Варравин — сильный мира сего. В его золотых перчатках — власть, к его золотым подошвам прилипли льстецы и подлизы. В руках генерала — лом и лопата: убить и закопать, но своего добиться. Все подчиняются Варравину, никто не смеет пойти против, кроме... Тарелкина (Николай Романовский). Молодой, энергичный, образованный и даже симпатичный, Кандид выпал из системы, решил обмануть своего хозяина.

Тарелкин украл важные бумаги и, чтобы ему это сошло с рук, инсценировал свою смерть. «Что такое смерть? — размышляет главный герой. — Конец всех счетов! И я кончил свои счета, сальдировал долги, квит с покровителями, свободен от друзей!..». У взбунтовавшегося коллежского советника планов — громадьё. Осуществить их он решает по поддельным документам Силы Силича Копылова.

Однако хитроумного Варравина и его подчиненных трудно обмануть — они верят во власть бумаги. Деньги, приказы, распоряжения, официальные документы — вот их реальность, из которой исключен живой человек. Тарелкин-Копылов тоже «исключен»: по бумагам оба человека умерли, следовательно, перед блюстителями закона — «упырь, сосун и кровопийца». Самое место ему в тюрьме...

Квартальный надзиратель Иван Расплюев (Василий Галец) очень надеется на благосклонность власти. «Георгиевский крест мне!» — требует он за поимку «вурдалака» у незримой верхушки. В одержимом желании выслужится любыми способами, «урвать» кусок каравая, Расплюев все ближе подходит к опасной черте. Не удивительно, что в конце спектакля он сходит с ума.

Помутился рассудок и у Варравина. Документы, которые все-таки отняли у Тарелкина, он жадно съедает на глазах у зрителей. Старшее поколение «демонов» ушло... Так где же выход?

Такова фабула постановки, теперь поговорим о её содержании...

То, что «Тарелкин» Саулиуса Варнаса — совершенно новый интеллектуальный и духовный уровень могилёвского театрального искусства, на наш взгляд, совершенно очевидно. После «Ночи Гельвера» Владимира Петровича ничего подобного на сцене областного драматического, увы, не случалось! Можно бесконечно рукоплескать маэстро Варнасу и кричать «браво» актёрам! Наконец-то, на «Мартконтакте» и город, и белорусский театр вообще будут представлены достойно. Хочется лишь надеяться, что спектакль оценят как критики, так и члены жюри.

Справедливости ради отметим, что постановку нельзя назвать простой — этот проект, прежде всего, фестивальный. Он не рассчитан на массового зрителя и, боимся предположить, вряд ли станет репертуарным. Сложная эстетика, философичность потребуют образованности и духовности. Зрителю неподготовленному, привыкшему к мыльным театральным операм спектакль может показаться и скучным, и неинтересным. Собственно, пустые кресла в зале на премьере (!) — лучшее тому подтверждение...

Но не это главное... Театр не должен опускаться до уровня зрителя, иначе он превратится в балаган. Всё-таки задача драматической сцены быть трибуной духовности, интеллекта и классического понимания Добра и Зла... Варнас как раз и продемонстрировал то, каким театр должен быть. Хотя и не наше дело петь «Тарелкину» осанну, мы ещё раз подчеркнём — спектакль неминуемо станет культурным и фестивальным событием.

Что в постановке поразило? Прежде всего, отсутствие конфликта на сцене... Хотя и говорит режиссёр о том, что конфликт так или иначе в спектакле присутствует, мы позволим себе частично с ним не согласиться... Конфликт, конечно, есть, но какой? На сцене бес-плут Тарелкин сражается со страшным, демоническим Варравиным. По сути, два разбойника делят добычу... Какое же здесь противостояние — меньшее зло сражается с большим!? Некому сочувствовать и некому рукоплескать! Героев в пьесе нет...

Это с одной стороны. С другой, все же конфликт есть... Как точно заметил Саулиус Варнас, его просто не может не быть... Только вот какой? Отвечая на этот вопрос, мы говорим: конфликт сцены со зрительным залом. Звучит парадоксально, но правдиво. Задумаемся: какова основная идея постановки? Чего в конечном итоге хочет добиться режиссёр от зрителей?

На наш взгляд, все «механизмы» спектакля работают на то, чтобы вызвать резкое непринятие, отторжения зла — до тошноты и до спазмов в желудке зритель должен ненавидеть мир тарелкиных и варравиных. А для начала ему необходимо понять — зло бывает многоликим и, чаще всего, оно рядится в золото (Варравин). Зло ищет себе оправдание, оно привлекательно, интересно (Тарелкин) и даже может увлечь за собой (как Тарелкин увлекает Маврушу), зло живёт трусостью и чванством (квартальный Расплюев); подлостью и невежеством (частный пристав Антиох Елпидифорович).

Наконец, зло собирается в той части ада, которую Данте почему-то пропустил, а Сухово-Кобылин заметил — чиновники-кровопийцы населяют самый центр преисподней. Страшнее их безликого племени нет никого! Саулиус Варнас изобразил их как толпу одинаковых — своеобразные замятинские «Мы», только с явными признаками бесовщины. Не то, чтобы могилёвский зритель встречался с бесовщиной каждый день, но, тем не менее, тип услужливого чиновника в этих «персонажах» угадывается совершенно определённо. Страшно, потому что правдиво, типично для нашей постсоветской реальности.

Ещё поразило прочтение образа Тарелкина... У Варнаса — он именно наш современник, у Сухово-Кобылина — Чичиков до истории, описанной Гоголем в «Мёртвых душах». В любом случае, проходимец! Кто же страшнее — Максим Кузьмич Варравин или Кандид Тарелкин? Вопрос вовсе не из разряда, кто сильнее — кит или слон? Ведь в спектакле демон Варравин сходит с ума, а Тарелкин не только выживает, но и становится сильнее. Новый тип зла подметил литовский режиссёр в Европе ХХI века — молодой, образованный человек без моральных принципов, готовый идти по головам.

Если Фигаро-Тарелкин в период Бомарше — всего лишь плут, то в период Варнаса — он «герой нашего времени». И это важно понимать — весь пафос постановки направлен не на уничтожение варравиных и расплюевых — их время прошло, а на моральное разоблачение тарелкиных. Зрителю продемонстрирован новый вид негодяя — так сказать, «негодяй из еврозоны — лощёный и чертовски привлекательный»! Раньше негодяи били по «м...де», бранились и ставили людей к стенке, теперь — льстят, улыбаются и бьют по карманам. И это удивительно современно, и это должно быть страшно, потому что иначе зло не победить.

В завершение скажем, о том, что вдохновило и придало надежды... Игра актёров была блистательной! Мы обычно скупы на комплименты, некоторым даже кажется, что предвзяты... Однако в отношении всех без исключения актёров Могилёвского драматического театра, занятых в спектакле «Тарелкин», никаких упрёков быть не может — выложились на сто процентов! Без кривляний и позёрства — с точным попаданием в характеры. И самое главное, мы увидели то, чего не было давно, — гармоничный актёрский ансамбль.

Отдадим должное Варнасу — он ещё раз показал то, на что действительно способны Василий Галец и Владимир Петрович. Гротескный образ Расплюева в исполнении Гальца достоин всяческих похвал — мы увидели яркий характер, а некоторые, я уверен, узнали в образе квартального надзирателя своих современников — соседей, сослуживцев. Петрович гениально сыграл Варравина ХХI века, не эстетизировал зло, добился его непринятия.

Григорий Белоцерковский придал спектаклю необходимый психологизм — показал природу чиновника изнутри, вывернул изнанку службы «не для чести». Очень органичны женские образы — игра Елены Кривонос и Екатерины Кондолевой в равной степени вызывает восхищение. И, наконец, Николай Романовский... Что ж, после этой роли его вполне можно назвать заслуженным Тарелкиным белорусской сцены... Браво, Романовский!

П. Леванович

По ул. Ленинской со стороны Советской площади, справа находится ряд каменных зданий XVIII—XIX вв.

Первое из них (ул. Ленинская, 1), построенное из кирпича во 2-й половине XIX века, — бывшее здание городской управы. Долгое время здесь размещался Дом культуры стройтреста № 12, сейчас здание отреставрировано и в нем находится городской Дворец гражданских обрядов.

Состоит оно из 2-х прямоугольных в плане частей: 3-этажной, которая торцевым фасадом выходит на площадь, и 2-этажной, продольным фасадом выходящей на ул. Ленинскую. Главный торцевой фасад разделен на 3 яруса. Первый декорирован четырьмя массивными рустованными пилонами, между которыми в центре — главный вход. По его сторонам размещается по 2 узких полуциркульных оконных проема с наличниками и сандриками. Третий ярус с небольшими прямоугольными оконными проемами. Внутренняя планировка изменена. Здание — пример гражданской архитектуры эклектики. На первом этаже в доме бывшей городской управы располагался бакалейный магазин М. Иоффе, а со стороны двора — табачный склад Д. Певзнера.

Далее идут жилые дома № № 3, 5/1, 5/2, построенные в XIX веке, образующие единый комплекс с домом № 1. Двухэтажные, прямоугольные в плане, главные фасады решены однотипно: гладкая стена разделена прямоугольными оконными проемами. Внутренняя планировка всех домов анфиладная. Пример архитектуры эклектики. Ранее на первых этажах домов размещались торговые лавки и небольшие магазинчики. До 1980-х годов здания полностью использовались под жилье, сейчас — на реставрации.

Дом № 7 по ул. Ленинской построен в 1790 году как жилое здание. Ранее здесь размещался гостиный двор, а в советское время — аптекоуправление, склады, позже — детский приемник распределитель УВД Могилевского облисполкома. Последнее десятилетие находится на реставрации. На фронтоне цифрами из камня обозначен год постройки — 1790. Это самое старое в городе точно датированное таким образом здание.

Двухэтажное Г-образное здание с закругленной угловой частью. Со стороны главного фасада находится арочный проезд во внутренний двор. Центральная часть главного фасада с мансардой выделена треугольным фронтоном и фризом с триглифом. Этажи отделены один от другого карнизным пояском. Стены прорезаны прямоугольными оконными проемами, на втором этаже обрамлены наличниками с замковым камнем. В угловой части дворового фасада расположен вход в здание, на первом этаже — небольшой вестибюль с лестницей на второй этаж. Жилые помещения размещены вокруг вестибюля и лестничной площадки второго этажа. Во время реставрационных работ в мае-июне 2007 года памятник архитектуры классицизма практически уничтожен: разрушены (обвалились) стены дворового фасада, перекрытия второго этажа, крыши и весь интерьер. Уцелели только две стены главного фасада.